Да, мой племянник Арчибальд томился по Мейфэр, как могучий красавец олень, разгоряченный бегством от своры, пыхтит и томится по прохладным водам ручья. Но как туда добраться? Вот в чем заключалась закавыка. Он смирился с необходимостью идти туда пешком и хотел только одного: выбрать верное направление, куда, собственно, следовало идти. Он спросил у полицейского, как пройти к Пиккадилли-Серкус, но в Ист-Ботлтоне невозможно задать такой вопрос и не навлечь на себя неприятные подозрения. Полицейский только прищурился на Арчибальда и велел ему проходить. Арчибальд послушно прошел, и инцидент был исчерпан.
Примерно через двадцать минут после этого Арчибальд обнаружил, что его терзает лютый голод.
Отправляясь в Ист-Ботлтон, он намеревался поужинать там. Он не рассчитывал на особые деликатесы, но ему даже нравилась перспектива обойтись простой пищей, сделав, так сказать, изящный жест в сторону страждущих Масс. В конце-то концов он не обжора. Немножко консоме, возможно, с кусочком копченой лососины или ломтиком дыни в качестве закуски, затем truite bleue
[4] и крылышко цыпленка, а на десерт суфле вполне его удовлетворят. Собственно говоря, он уже высматривал подходящий ресторан, когда эпизод с дитятей, убежденным противником хлебушка, отвлек его от этих поисков. Затем ему досталась роль мадам Рекамье, после чего он должен был бежать, спасая жизнь. Так что теперь у него мучительно сосало под ложечкой.
И в этот миг он увидел, что стоит перед одной из бесчисленных пивных этих мест и смотрит через открытое окно в помещение с двумя столиками, покрытыми клеенкой. За одним спал, положив голову на руки, всклокоченный мужчина. Другой столик был свободен, если не считать ножа с вилкой, и сулил обильную трапезу.
Некоторое время Арчибальд стоял, жадно глядя в окно. Денег у него не было, и ситуация выглядела impasse
[5]. Но, как я уже упомянул, критическое положение всегда пробуждает Муллинера в тех, кто принадлежит к нашей семье. Внезапно, словно молния, Арчибальда осенило воспоминание, что на шее он всегда носит (тщательно прилаженную, чтобы всегда пребывать над его сердцем) миниатюру Аврелии Кэммерли в изящном платиновом медальоне.
Он заколебался. Его духовная сторона твердила ему, что будет святотатством променять оболочку миниатюры этой прелестной девушки на пошлую пищу. Но его материальная природа требовала жаркого с пивом и, прежде чем колебание продлилось десять секунд, уже понудила его мустангом прогалопировать в открытую дверь.
Полчаса спустя Арчибальд Муллинер отодвинул тарелку и испустил глубокий вздох.
Это был вздох сытости, а не сожаления. Хотя, пожалуй, в нем таилась и крупица сожаления – ибо теперь, когда голод был утолен, в нем вновь начали пробуждаться более высокие чувства, а с ними и легкое раскаяние, что он допустил столь жестокие мысли о Массах.
В конце-то концов, рассуждал Арчибальд, прихлебывая пиво и преисполняясь широтой и беспристрастностью взглядов, даруемых пресыщением, нельзя не признать, что в момент всех этих неприятностей точка зрения Масс имела за собой кое-что. В самом деле, каково было бедным милым пролетариям, с младых ногтей то и дело распинаемым, беззаботно поглощать дармовое, как им внушили, угощение и вдруг понять, что, поскольку угощавший оказался без денег, они вынуждены будут сами расплачиваться за выпитое.
Ну, и беспиджачный… Да, он мог представить себе ход его мыслительных процессов. В зал заходит неизвестный и начинает швыряться выпивкой направо и налево… Не может уплатить по счету… Так что же делать? Что делать?.. Да, позиция беспиджачного была вполне понятной. Подобный эпизод, пришел к выводу Арчибальд, не мог не вызвать малой толики тревоги и отчаяния.
Собственно говоря, к этому моменту мой племянник достиг таких высот благоволения и милосердия, что, перенесись он в эту минуту в свою уютную квартирку на Корк-стрит, то, по всей вероятности, остался бы тем же поклонником Масс, каким в этот вечер отправился в Ист-Ботлтон, исполненный столь радостных упований.
Но в эту ночь с Арчибальдом случилось еще кое-что, и это кое-что окончательно лишило Массы возможности сохранить высокое место в его мнении.
Мне кажется, я упомянул, что за другим столиком в этой едальне сидел – а вернее, возлежал – всклокоченный мужчина и крепко спал. Но теперь он пробудился как от толчка, выпрямился и заморгал на Арчибальда, благоухая пивом. В этот вечер он себя побаловал, и процесс, именуемый отсыпанием, еще не завершился. Он смотрел на Арчибальда так, будто испытывал к нему острую неприязнь, как скорее всего и было. Начать с того, что на Арчибальде был воротничок. Несколько несвежий после всего пережитого, но тем не менее – воротничок! А стойкое отвращение к воротничкам прочно вплелось в самые фибры души всклокоченного.
– Чего ты тут делаешь? – спросил он сурово.
Арчибальд с большой теплотой ответил, что он как раз кончил поглощать жаркое с жареным картофелем.
– Р-р-р! – сказал его собеседник. – Вырвал, значит, изо рта вдов и сирот.
– Отнюдь! – возразил Арчибальд. – Его принесла на подносе официантка.
– Мало ли чего ты расскажешь!
– Даю вам честное слово джентльмена! – заявил Арчибальд. – Я ни за что на свете не стал бы есть жаркое, которое побывало во рту вдовы или сироты. Гадость какая!
– И тычешь всем в зубы воротничками.
– Да нет же, черт возьми! Вы сказали – тычу?
– Тычешь! – настаивал его собеседник.
Арчибальд смутился.
– Ну, я жутко сожалею, – сказал он. – Если бы я предвидел нашу встречу и что вы так все воспримете, я бы не надел воротничка. Однако это ведь не крахмальный воротничок, – добавил он с некоторой надеждой, – а мягкий, из той же материи, что и костюм, как теперь носят. Но если хотите, я его сниму.
– Носи, носи, пока можешь, – порекомендовал всклокоченный. – Близок день, когда воротнички потоками польются по Парк-Лейн.
Арчибальд встал в тупик:
– Вы, наверное, имели в виду не воротнички? А конечно же, кровь?
– Кровь тоже польется. И кровь, и воротнички.
– И мы сможем пускать кораблики! – весело предположил Арчибальд.
– Ты-то не сможешь. А почему? А потому, что будешь внутри одного из воротничков, а снаружи во всей этой крови. Реки крови потекут. Великие, величаво струящиеся, пенистые реки пролитой крови.
– Знаете, старина, – взмолился Арчибальд, поежившись, – если можно, не так скоро после обеда.
– А?
– Я ведь только что доел обед и…
– Обед! И вырвал его изо рта вдов и…
– Нет-нет! Мы все это уже обсудили.
– В таком случае доешь его!
– Кого?
– Свой обед. Времени-то у тебя мало осталось. Потому как скоро ты заструишься по Парк-Лейн.
