В кусты я врезался почему-то спиной, опрокинулся навзничь, хапнул руками ветки и вылетел на крошечную полянку. Прямо у моих ног ползал Крутиков, как-то чудно царапая землю скрюченными пальцами.
– А-а-а… ава-а-а… – хрипел он.
Не понимая, чего он медлит (позднее выяснилось, что его подстрелили), я прыгнул в ручей, выбежал на другой берег и запетлял, завертелся среди сосен и лиственниц в бешеном беге. Долго ли я так бежал – не помню. Бежал, придерживаясь, однако, одного направления и ориентируясь по солнцу. Солнце было все время справа и чуть впереди меня. Так было условлено.
Бросившись в изнеможении под сосну, я, как загнанный зверь, зарыл голову в сырой мох и все никак не мог отдышаться. Прижав руку к виску, почувствовал под пальцами короткие и сильные удары крови. Присел. Оглянулся.
– Свободен! Боже мой, свободен!
Было очень тихо. Чуть покачивали верхушками могучие сосны. На сухой лиственнице постукивал дятел, вертел головкой и очень миролюбиво посматривал на меня. И бешеная, дикая радость охватила меня. Как известно, арестанты больше всего завидуют птицам. Теперь же и я, и этот дятел были одинаково свободны. Его лес стал и моим лесом. Надолго ли? Об этом не хотелось думать.
Пересыхало горло. Хотелось пить. Я поднялся и хотел было поискать болотца или ручейка, но где-то неподалеку захрустели ветки и отчетливо послышалось чье-то прерывистое дыхание. Я замер.
Из кустов вышел Фомин. Он шел быстро, часто смахивая со щеки кровь. Левый рукав рубашки был оторван и еле-еле держался на ниточке, обнажая плечо.
– Фомин!..
Он шарахнулся было в сторону, но, узнав меня, порывисто подошел.
– Живы?
– Жив… Вы что – ранены? – осведомился я.
– Нет, поцарапался ветками… Где остальные?
– Не знаю… Сижу, жду сигнала Цыгана. У вас курить есть?
По нашим расчетам погоню охрана могла начать только через час – полтора. От места побега до лагеря было семь километров. Бросить бригаду конвойные не могли, следовательно, послали связного на лагпункт. Однако терять нельзя было ни минуты. Фомин заложил колечком пальцы в рот и тихонько свистнул. Прислушались. Свистнул еще раз. И вдруг улыбнулся.
– Вы чего? – удивился я.
– Как в детстве… – ответил он. – Посвист-то…
Вскоре откликнулся Цыган, а за ним Чуб. Не пришел только Крутиков. И только теперь мы поняли, что Крутикова подстрелили.
Посовещавшись, решили идти прямо на 86-й пикет. Трасса в этом районе тайги делала полудужье. Если идти напрямик через тайгу, то до 86-го пикета было всего три километра, – все это тысячу раз пересчитывалось и проверялось в бессонные ночи.
На 86-м пикете, в ямке, укрытые прошлогодними листьями лежали наши мешки, – Митрич не подвел. Сбросив казенную одежду, мы облачились в «вольную», добытую в свое время всякими правдами и неправдами. Лучше всех оказалась одежда Цыгана: добротные кожаные сапоги, синие брюки-галифе, клетчатая рубашка, серое кепи и короткая куртка из желтой кожи.
– Вот как Мамай в поход собрался! – хвастался Цыган. – Сам товарищ Сталин такой куртки сроду не носил.
У него в мешке была подробная географическая карта Коми АССР и бусоль, – все это Цыган украл у вольнонаемного топографа-пьянчужки Кислова. Решено было идти первые 100 верст тайгой на север, а потом свернуть на восток, на Урал. Предложил это Фомин. Предложение было правильное, построенное на «невероятности»: кто же бежит с севера на… север? Все беглецы ловились на том, что бежали прямо на юг (чаще всего), или на восток, или на запад.
Цыган забросал листьями яму с нашей былой арестантской одеждой, достал из мешка бутылку с керосином и смазал всем нам поочередно подметки на ботинках.
– Это зачем? – поинтересовался Фомин.
– Да ведь с овчарками за нами двинут, – пояснил Цыган. – А по керосиньему духу собака ни в жисть не пойдет… Ты молчи, это дело испробованное.
Весь день, до поздней ночи шли мы на север. Раза два спускались в ручьи и шагали по щиколотку в воде, заметая следы. Пробирались чащобами, кустарниками, болотами. Шли из последних сил, в кровь натерли ноги плохо подогнанной обувью. Такой длительный переход для истощенных физически людей был невыносимо тяжел.
– Я не могу больше, братва, не могу… передохнем, – хныкал слабосильный Чуб.
– Молчи… – приказывал Цыган. – У тебя сколько сроку?
– Десять лет… Ну?
– Расчет простой, – пояснил Цыган, – пять верст прошел – год тюрьмы отсидел. Потерпи… Сил у него нет! А еще – вор! Смотри на товарища Фомина – прет человек! А ведь за политику сидел…
«Сидел» – мысленно, как эхо, повторил я, – «в прошедшем времени»… И опять я ощутил чувство безграничной радости.
Однако силы в конец истощались. Дальше мы идти не могли. Хуже всех чувствовали себя Чуб и я.
Взошла круглая полная луна, залила тайгу призрачным серебристым сиянием, от стволов сосен легли наземь мягкие зеленые тени, вызвездило. Из чащи молодого ельника шумно взлетел глухарь. Перейдя овражек, мы вышли на небольшую полянку и замерли от удивления: на полянке стоял большой стог сена. Цыган осторожно обошел его вокруг, хрустя торчмя стоявшими бобыльями покошенной травы. Фомин достал карту, бусоль, посмотрел на звезды и сверил по карте. Мы напряженно молчали, окружив его.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Цыган.
– А вот что… – хмурясь, ответил Фомин: – Километрах в трех от нас зырянская
[13] деревня Гай-Ю. Это последняя деревня. Следующая – через 70 километров. Знаете, сколько мы отмахали? Сорок километров.
Решили заночевать в сене. Чуб спустился в овраг, принес в котелках холодной воды и хотел было развести костер, но Цыган так гаркнул на него, что Чуб чуть не опрокинул со страха котелки. Закусили всухомятку, запили водой. Закурили. Настроение поднялось.
– Вот когда мы заплутаем в тайге и жрать нам будет нечего, то одного из нас зарежем… – пообещал Цыган. – Тебя, Чуб – первого. Только тощ ты больно, одни кости…
– Ну, Цыган, что ж ты будешь делать, если побег наш удастся? – спросил Фомин.
– Опять грабить буду, – коротко ответил тот, с наслаждением опрокидываясь на сено и вытягиваясь. – А вот что вы со студентом, черти-политики, делать будете?
– Не знаю… – нерешительно ответил я. – Домой нельзя, можно подвести родных. Не знаю. Да достанем ли еще «липу»
[14]?
– «Липу» я вам, черти-политики, устрою, – пообещал Цыган. – Доберемся до Казани, там у меня кореши есть. Сделают.
