Я пошел назад по строящимся кварталам на Марш-Уолл. Рабочий в строительной каске забивал стальные стержни, торчащие вокруг основания круглой колонны, поддерживающей надземную железную дорогу; инструмент, которым он это делал, вздымал в воздух тучи пыли и издавал шум, подобный отбойному молотку. Я попытался представить себе это место ночью, когда здесь нет строителей: тихо, горят фонари, на стройплощадках также есть кое-какое освещение, но местами лежат глубокие тени, и вокруг ни души, проезды между зданиями черны как шахты. Он мог ударом ее оглушить, а затем столкнуть. Место пустынное, и никто бы не услышал ее вскрика или всплеска, когда ее тело упало в воду. По рельсам над головой прогрохотал поезд, и я задался вопросом, до которого часу они ходят? Мог ли кто-нибудь из вагона увидеть ее, стоящую там с Карлосом?
Указатель почти напротив меня на другой стороне улицы сообщал, что там есть лестница вниз. Перейдя дорогу, я увидел перед собой два пролета новых кирпичных ступеней, ведущих вниз с высокой, поросшей травой насыпи, устроенной, чтобы удерживать воду в доке. Спустившись по лестнице, можно было выйти на Манилла-стрит. Путь лежал мимо фирмы «Лемантон и сын», импортирующей древесину, основанной в 1837 году, как свидетельствовала вывеска, напротив же расположился паб с невероятным названием «Северный полюс». К тому времени я уже изрядно устал и проголодался. Внутри было не протолкнуться от рабочих, и поначалу я подумал было, что это просто пивная, но, когда мои глаза привыкли к полумраку, я заметил вышедшую из-за барной стойки официантку с тарелкой сэндвичей. Это была крупная темнокожая девушка, соблазнительно виляющая обтянутым черными джинсами задом, что дополнялось белозубой улыбкой и манящим взглядом черных глаз.
Я заказал светлого пива, и, когда она принесла мне толстый бутерброд с ветчиной, я спросил ее, не приходилось ли ей обслуживать молодую женщину, чей труп был найден в доке.
— Она когда-нибудь приходила сюда? — спросил я. — Вы ее знали?
Официантка замерла с тарелкой в руках, ее глаза стали непроницаемыми, улыбка испарилась и исчезла легкость в движениях, отчего она сразу стала немолодой и усталой. Покачав головой, она со стуком поставила блюдо на стол и быстро отвернулась. Я не ожидал столь бурной реакции на заданный случайным встречным вопрос. У меня не было сомнений, что он ее испугал.
Поедая свой сэндвич, я продолжал за ней наблюдать, и она больше ни разу не улыбнулась и не прошла поблизости. Деньги у меня взяла другая девушка, но, выходя из паба, я чувствовал, что она украдкой смотрит на меня.
Весь путь назад в Сити и на вокзал на Ливерпуль-стрит меня не покидала уверенность, что она что-то знает. Но что именно? В конце концов я постарался не думать об этом. Ясно, что она будет все отрицать, так что нет никакого смысла кому-то об этом говорить. Но когда полиция наконец поймает Карлоса и начнет готовить дело в суд…
Мысли об этой девушке и ее небрежности, из-за которой ее сумочка оказалась в воде, ночью снова не давали мне покоя. Лежа в темноте без сна и раздумывая о ее обнаженном теле в том оцинкованном холодильном ящике, я вспомнил, как она вдруг заговорила о тех, кого, как я узнал позже, называют «исчезнувшими». Это было как раз в ту минуту, когда мы выехали из Блэкуоллского туннеля и она увидела едущего за нами молодого Карлоса.
— Очень многих убили, — пробормотала она, глядя в зеркало заднего вида.
— Что вы имеете в виду? — спросил я, и она обернулась ко мне.
— Эдуардо один из них, — сказала она. — Эдуардо — это мой брат. Мой младший брат. А этот маленький ублюдок…
Она кивнула на зеркало.
— Он что здесь делает? Зачем Ангел прислал его?
И она продолжила говорить о своем сводном брате, о низости, на которую тот способен.
Тогда я вспомнил кое-что еще, сказанное ею.
— Он ненавидел Эдуардо.
Когда я поинтересовался почему, она ответила:
— Потому что он хороший человек, он — Коннор-Гомес. Не сицилиец. Мой отец рассказал ему, что Эдуардо…
Она замолкла, и я не узнал, что она собиралась сказать.
— Это было до того, как он сжег магазин.
Подрезая грузовик, она перестроилась в левый ряд, затем резко свернула налево перед дорожным знаком, указывающим поворот на Собачий остров.
Именно там мы оторвались от «хвоста». Тогда ее настроение изменилось, исчезла напряженность. Мне нужно было обо всем этом поведать инспектору, но в тот момент я этого не вспомнил. Слишком велико было мое потрясение при виде трупа, заслонившее в моем сознании все прочее. А потом мне об этом напомнил Виктор Веллингтон. Имела ли она в виду то, что на ее сводном брате, среди прочих, лежит ответственность за случившееся с «исчезнувшими»? Или она хотела сказать, что он был лишь сторонником хунты, военного режима, развязавшего в стране террор, или по крайней мере потворствовал ему? Я об этом знал совсем немного, только то, что читал в газетах после вторжения на Фолклендские острова. Впрочем, мне не было бы до этого дела, если бы я не познакомился с Айрис Сандерби и меня не вызвали бы в Лондон на опознание ее тела.
Чтобы избавиться от этих мыслей, на следующий день я устроил себе выходной, взял у приятеля яхту и повел ее к заповеднику близ Блейкни и там бросил якорь у галечного берега. Стоял один из тех безоблачных дней, что бывают на Восточном побережье, когда сияет солнце и дует легкий ветерок, в тот день северо-восточный силой 3–4 балла. В такие дни даже приезжие из более теплых краев обгорают на солнце. Я остался там на ночь, поймал немного рыбы и, приготовив из нее великолепный завтрак, на рассвете вернулся домой, где в мое отсутствие уже звонил Айан Уорд.
В оставленном на автоответчике сообщении он говорил, что видел газеты в то утро, и просил срочно ему перезвонить. Он дал свой номер телефона. Под «тем утром» он явно подразумевал утро предыдущего дня. Сам я газет не покупаю, но мой сосед дал мне взглянуть на его номер «Экспресс»
[34], и там, в статье под заголовком «УБИЙСТВО В ДОКЕ», я увидел свое имя среди вызванных на опознание тела. Статья цитировала инспектора Брэкселла, заявившего, что точная идентификация, вероятно, станет возможна при наличии данных от стоматолога жертвы, а поскольку погибшая являлась гражданкой Аргентины, понадобится некоторое время, прежде чем полиция Буэнос-Айреса получит необходимые сведения. Но даже в таком случае состояние тела затруднит опознание по зубам. Далее следовали фамилии привлеченных для идентификации лиц, моя среди них: «Питер Кеттил, консультант по вопросам консервации древесины, который также беседовал с миссис Сандерби на конференции на борту „Катти Сарк“, состоявшейся на прошлой неделе, вполне уверен, что найденное в доке тело принадлежит ей».
Далее сообщались некоторые факты биографии Айрис Сандерби. Ее отец, Хуан Коннор-Гомес, был владельцем большого магазина в Буэнос-Айресе. Он совершил самоубийство непосредственно перед Фолклендской войной, потерпев крах из-за пожара, уничтожившего главное здание и товаров более чем на миллион фунтов. Ее брат Эдуардо, биохимик по профессии, исчез примерно в это же время. «По данным полиции, нельзя исключать вероятность того, что это было политическое убийство. Возможно, это связано с тем периодом времени, когда люди исчезали по всей Аргентине, в особенности в крупных городах наподобие Буэнос-Айреса. Пока мы не получим детальной информации о данном семействе, которая была срочно затребована у полиции Буэнос-Айреса, причины этого жестокого убийства не будут раскрыты».
