Я снова натянул куртку, сгреб то немногое, что принадлежало лично мне, и закрыл дверь, оставив за ней почти пять лет своей жизни. Даже попрощаться не с кем в пустых коридорах, только на входе сидел охранник, которого я никогда раньше не видел.
Никогда в жизни мне не приходилось искать работу. Никогда я не был безработным. Я просто пошел по стопам отца. Он работал в «Петт и Полдис» с тех пор, как демобилизовался со службы во флоте в 1956 году, и, поскольку я знал, что работа у меня будет, большую часть своего свободного времени я проводил под парусом, отправляясь из Блэйкни исследовать залив Уош и побережье Норфолка. Это после того, как мы переехали из северного района Кингс-Линна в Клэй
[15], и когда я окончил школу, пошел учеником на парусное судно, потом был зачислен в команду для участия в кругосветной регате «Уитбред».
Мне повезло. Работа в «Петт и Полдис», на которую я с уверенностью рассчитывал, послужила для меня чем-то вроде страховки в моих жизненных начинаниях. А теперь эта страховка внезапно исчезла, и я обнаружил, каким жестоким может быть этот мир. Университетского образования я не получил, а в сфере консервации древесины, похоже, везде сокращались штаты — кругом постоянно говорили об оптимизации производства, и я встречал увольняемых, большинство из которых, как и я, не имели дипломов.
И только занятые в продажах, особенно те, кто помоложе, относительно легко смогли перепрофилироваться. Это я выяснил примерно через месяц после того, как была закрыта «Петт и Полдис». Наш менеджер по продажам Джулиан Твейт, этот полный кипучей энергии экстраверт из Йоркшира, живущий неподалеку от нас в Уизенхэм-Сейнт-Питер, предложил нам всем встретиться и посидеть где-нибудь в центре Кингс-Линна. Обменяться новостями, информацией и связями, как сказал он. Мысль была хорошей, и мы были обязаны за нее исключительно его сердечной доброте, поскольку сам он, по всей видимости, без всяких затруднений переключился с пропиток для дерева и специальных красок на масла и смазки. Почти пятьдесят человек из семидесяти девяти сотрудников «Петт и Полдис» пришли в «Мейденз Хэд» на Рыночной площади, из них лишь четырнадцать нашли новую работу. Наибольшие трудности с обустройством испытывали рабочие из производственных цехов и служащие из старого офиса фирмы.
Уже через несколько дней после того, как я был уведомлен об увольнении, я стал обдумывать два возможных варианта. Оба они лишали меня покоя и долго не выходили из головы. Первый состоял в том, чтобы продать мою лодку, взять ссуду на большую моторную яхту футов тридцать пять — сорок в длину, на которой проводить платные прогулки в качестве шкипера. Второй вариант — открыть собственную консалтинговую компанию по консервации древесины. Обе эти идеи были настолько волнующими, что я лежал по ночам без сна, строя планы, а зачастую и просто мечтая. Именно в тот вечер в «Мейденз Хэд», общаясь со своими товарищами по несчастью, так и не нашедшими новой работы, я принял окончательное решение.
Сначала я начал изучать возможности стать шкипером прогулочного судна, поскольку я всегда мечтал о чем-то подобном. В Восточной Англии в среде любителей парусного спорта я был своим, а потому знал, у кого можно получить ответы на интересующие меня вопросы. Вскоре я выяснил, что выплата процентов по займу на покупку яхты поглотит доходы как минимум от двух месяцев моей будущей деятельности, ничего не оставляя на прочие расходы: текущий ремонт, замену оборудования, закупку расходных материалов и прочие издержки.
Этот вариант оказался неприемлемым, если я не мог профинансировать его самостоятельно. Тогда я стал пробовать себя в качестве консультанта по древесине, и вместо того, чтобы писать запросы потенциальным нанимателям, я принялся предлагать свои услуги компаниям и учреждениям, с которыми имел дело те пять лет, что работал на «Петт и Полдис».
Одним из таких учреждений был Национальный морской музей в Гринвиче. Когда-то мы выполнили для них довольно специфический заказ, связанный с только что найденной резной фигурой носовой части старинного корабля. Я получил вежливый ответ от заместителя директора, но работу мне не предложили. В обозримом будущем он не усматривал надобности в привлечении специалистов, не состоящих в штате музея.
Такого ответа я и ожидал, поэтому был слегка удивлен, когда примерно через полтора месяца получил от него еще одно письмо. В нем он сообщал, что хотя ничего конкретного мне обещать не может, но полагает, что, возможно, мне будет небесполезно поучаствовать в его встрече с кем-то, кому нужна консультация о корабельной древесине, которая состоится в следующую среду в Гринвиче.
«Это не вполне в моей компетенции, — говорилось в письме, — но сам по себе корабль представляет огромный интерес для музея, да и связанные с ним обстоятельства весьма необычны. Я подумал о вас, в частности, помня о вашем опыте плавания под парусами. Вы поймете почему, если сможете явиться на встречу, которая назначена на 11 часов на борту „Катти Сарк“
[16]».
Это письмо меня заинтересовало, и, хотя мне трудно было выкроить время, да и, по правде говоря, деньги для поездки в Лондон, Виктор Веллингтон был настолько влиятельной фигурой в той сфере, где я пытался утвердиться, что не откликнуться на его приглашение было бы ошибкой.
Утром в ту среду я сел на междугородный экспресс, который в начале десятого доставил меня на вокзал на Ливерпуль-стрит, пребывающий в хаосе реконструкции. Солнце пронзало лучами тучи пыли, высвечивая лес новых стальных колонн и поперечных балок, вознесенных над сколоченными из досок узкими коридорами, по которым текла людская толпа мимо рычащей у фундаментов старых зданий тяжелой техники. Снаружи Сити, напротив, казался чистым и светлым. У меня был большой запас времени, и я зашел в маленькое кафе рядом с «Монументом»
[17] выпить чашку кофе с сэндвичем, затем пешком отправился на Тауэрский причал, где сел на катер до Гринвича.
Через двадцать минут мы уже свернули в гринвичский плес и пересекали реку, приближаясь к причалу. Позади строений на пристани высоко в голубое небо вознеслись мачты и реи «Катти Сарк», сверкая лаком и краской в косых лучах яркого солнечного света. Когда я сошел на берег, слева от меня открылся вид на зеленые лужайки среди бледно-серых каменных корпусов прибрежного шедевра Рена
[18]. Я взглянул на часы — еще не было и половины одиннадцатого.
«Катти Сарк» стоял носом к реке, своим огромным бушпритом рассекая пополам пространство между «Джипси Мот IV» Фрэнсиса Чичестера
[19] и входом на пристань. Подойдя к паруснику, я немного постоял, опершись на стальные перила и глядя в сухой док, специально для него построенный. Каменные ступени вели вниз по обе его стороны, чтобы посетители могли осмотреть острый профиль носа и фигуру на нем с простертой вперед рукой и развевающимися волосами. Вокруг корабля по всему доку был проход к такой же лестнице у кормы. Со стороны правого борта на шканцы вели сходни и трап, но основной вход на судно был с левого борта, почти точно посередине между первой и второй мачтами из трех. Он несколько напоминал подъемный мост, опущенный с закругленного внутрь борта на каменный край дока.
