Гомес глянул через плечо прямо на нас, и теперь его было хорошо видно. Затем он, протиснувшись мимо Уорда, ушел, и в эту секунду Айрис Сандерби схватила меня за плечо и закричала, падая на землю, увлекая меня за собой. Я повалился на нее сверху, упершись ладонью в ее грудь, едва не уткнувшись ей в лицо своим. Ее по-прежнему оцепенелый, почти стеклянный взгляд начал фокусироваться, но не на мне, а на Гомесе, и все это время она непрерывно орала.
Потом неожиданно она перестала кричать, и на ее лице возникло такое выражение… Как-то иначе, чем неприкрытой похотью, я его описать не могу. Она словно совершенно обезумела от страстного возбуждения, впав в сексуальное исступление. Ее губы растянула похожая на оскал улыбка, а на лице застыло довольное выражение, как у ребенка, дорвавшегося до клубники со сливками, и причиной этого был Гомес.
На моем плече стальной хваткой сомкнулись чьи-то пальцы, и я был отброшен с нее в сторону. Склонившись над ней, Уорд закричал полным ярости голосом:
— Тупая безмозглая сука!
Он дважды ударил ее ладонью по лицу.
— Вставайте! Возьмите себя в руки, Христа ради!
Лежа на траве, я смотрел снизу, как подошел Гомес, и Уорд, обернувшись, накинулся на него:
— Что это, мать вашу?! Чем вы ее накачали? Кокаином, надо полагать?
Он протянул к нему свой протез, и стальные пальцы ухватили Гомеса за руку.
— Как она его принимала — ела или нюхала?
Стиснув пальцы, он тряс Гомеса из стороны в сторону, побагровев от гнева.
— Или вы ей вкололи?
Сжатым кулаком другой руки он ткнул Гомеса, и тот, застигнутый врасплох, пытался вырваться.
— Если это крэк, я вас убью, мать вашу!
Гомес решительно замотал головой:
— Не крэк, у меня нет крэка. Думаю, это, скорее всего, кокаин, который я держу дома в медицинских целях. Чистый кокаин без добавок. Наилучший. Я его ни с чем не смешиваю.
— Как вы ей его давали?
— Нет, я ей не давал. Она, должно быть, нашла его в комнате, где я храню оружие. Там есть ящик со всем необходимым на случай травм. Кокаин там как обезболивающее средство.
Айрис поднялась на ноги.
— Отпустите его, — сказала она заплетающимся языком и потянула Уорда за рукав.
Она сделала усилие, овладевая собой. Затем, отойдя чуть в сторону, сказала с достоинством, тщательно произнося каждое слово:
— Вы, д-двое, не должны ссориться. Нам предстоит провести на «Айсвике» много времени. Мы будем там жить бок о бок в тесном пространстве. Вы должны стать друзьями.
— Так он, значит, едет с нами?
Уорд смотрел не на нее, а снова на Гомеса.
— Это правда? Вы едете с нами?
Не дождавшись от Гомеса ответа, он резко обернулся к ней.
— Это надо понимать так, что он знает, где находится корабль?
Она уставилась на него снова ставшим бессмысленным взглядом.
— Он знает или нет, где находится корабль? — спросил он медленно, как будто обращаясь к ребенку.
— Он считает, что может нас туда провести.
Секунду Уорд пристально на нее глядел. К этому времени я уже поднялся на ноги и видел ее лицо — на нем краснели следы от его пощечин, в глазах опять появилась осмысленность. Она как будто взяла себя в руки, но на его вопрос не ответила.
Уорд обернулся к Гомесу. Он был похож на готового ринуться быка. Но он сдержал себя и спросил негромко:
— Опыт хождения под парусами есть?
— Кое-какой.
— И вы видели корабль, который мы собираемся искать?
После недолгого раздумья он кивнул:
— Думаю, что видел. Тогда была низкая облачность, по льду стелился туман, но, пожалуй, я его видел.
— И вы запомнили место?
— Да, я помню место.
— Вы сообщили координаты миссис Сандерби?
Гомес промолчал, зато Айрис Сандерби сказала:
— Нет, он отказывается говорить. Я долго пыталась их из него выудить, — прибавила она, сатанея, ее щеки вдруг залились румянцем. — Я права, Ангел? Я делаю все, что ты хочешь, но ты мне не говоришь, так ведь? Я валяюсь у тебя в ногах, лижу тебе задницу, делаю все…
Она взвинтила себя почти до состояния невменяемости, как ребенок в истерическом припадке, слезы текли у нее по щекам и все тело тряслось от ярости, когда она, внезапно на него налетев, вцепилась ногтями.
Он без труда отстранил ее от себя и стоял так, улыбаясь, с довольным выражением лица. Это был властный, очень привлекательный внешне мужчина, явно испытывавший наслаждение от того эмоционального смятения, в которое он ее ввергал, и осознания того, что она перед ним бессильна.
— Ублюдок!
В голосе Уорда прозвучала гремучая смесь злости и презрения.
Все еще улыбаясь и удерживая Айрис Сандерби на расстоянии вытянутой руки, Гомес сказал поверх ее головы:
— А вот это неправда.
Он сказал это с особым напором, и его смуглое лицо налилось багрянцем, а глаза вновь свирепо потемнели.
Уорд взглянул на него с живым интересом.
— Вам не нравится, когда вас называют ублюдком?
— Нет. Никому это не понравится.
— Ну, это не совсем так. Не всех это огорчает так, как вас. У некоторых это даже считается ласковым прозвищем.
Он негромко хохотнул. Он вдруг стал совершенно спокойным, а голос приобрел почти легкомысленные нотки.
— Значит, ваши родители были женаты, так?
— Разумеется, они были женаты.
Краска гнева еще не отхлынула от его лица.
— Так что не нужно называть меня ублюдком.
— Приношу свои извинения, — улыбнулся Уорд.
Он так наслаждался своей игрой, что едва не поклонился.
— Это так грубо с моей стороны. Или даже, можно сказать, очень глупо. Кажется, припоминаю, что все это было в той книге Луиса Родригеса. Ваш отец женился на певице из ночного клуба. Потом, когда об этом узнали его родные, они выпроводили его в Ирландию, позаботившись, чтобы этот брак был признан недействительным, и он женился на девушке по фамилии Коннор.
— Это вас совершенно не касается.
Гомес развернулся, чтобы уйти, но Уорд его задержал.
— Конечно же нет. Я лишь хотел удостовериться, что Родригес все верно передал. Он очень кратко это описал. Если мне не изменяет память, он сообщает, что семья Гомес уже была в родственной связи с ирландцами, так что они без особого труда подыскали обедневшего землевладельца с красивой незамужней дочерью. Отсюда в вашей фамилии появилось «Коннор», верно?
