Приоткрыв крышку второй коробки, заполненной стопкой пергаментных листов с остатками сломанных печатей из золотистого воска с изображением волка, доктор Риккарди загадочно улыбнулась:
Я достала первый лист и повернула его к свету. Он содержал послание Антонио к папе Льву X, урожденному Джованни Медичи, его двоюродному брату. Внимательно рассмотрев его, я заметила, что на этом письме указана более ранняя дата, чем на том, что находилось у Марко, — похоже, он написал его во время вторжения в Африку, точнее, за 15 лет до путешествия в Мексику, где и присоединился к Кортесу.
— Совершенно верно! — довольно подтвердила доктор Риккарди. — В юности Антонио и не думал стать участником завоевания Америки, гораздо больше его интересовали научные эксперименты.
— Вернее, вивисекция, — осуждающе уточнила я. — Он ставил свои чудовищные опыты над бедными и бесправными крестьянами.
— Да-да! Благодарю за уточнение! Так или иначе, но позднее он продолжил свою работу в Африке — это было в начале XVI века. Антонио увлеченно изучал труды известных мавританских алхимиков, начав искать тайну бессмертия в металлах. Его очень интересовала Америка, поскольку европейцы были уверены, что ее земли изобилуют драгоценными металлами. Он отправился в Мексику вместе с Кортесом. После возвращения во Флоренцию он в припадке ярости убил раба. Изгнанный из Флоренции, он посвятил себя меценатству и алхимии. — Доктор Риккарди поправила очки, всматриваясь в документ, извлеченный мной из коробки. — Вот это письмо было написано во время его африканских приключений. Мы считаем, что этот его период был омрачен безумием.
«3 декабря 1510 года
Тимбукту, Западная Африка
Джованни, Святому отцу, в миру нашему любезному кузену.
Мне стало известно, что в настоящее время вы без оглядки расточаете богатства церкви. Настоящим письмом призываю вас немедленно прекратить растраты, так как средства Ватикана понадобятся для экспедиции в страну мавров в интересах моих философских проектов.
Вы, Джованни, и моя невеста София осуждаете меня за то, что я считаю своим великим предназначением создание сильного избранного общества. Вы эту затею воспринимаете как проявление черной магии. Я, являясь всего лишь последовательным учеником Платона, ставлю себе задачу вывести человечество из эпохи Потребления в эру Разума. Сначала мне пришлось заниматься вынужденным умерщвлением преступников и сумасшедших, вскрытием трупов с целью изучения строения их затуманенного мозга. Затем, два года назад, я прибыл сюда, в Византию, чтобы открыть тайные знания мавританских: алхимиков, касающиеся медицины, желая помочь человечеству излечиться от предрассудков и варварства. Два года! Это лекарство долго мне не давалось!
Только теперь, спустя долгие годы кропотливой работы, был найден способ лечения этих древних болезней — хотя не думаю, что вы его одобрите.
Итак, я находился в Африке, в городе Тимбукту, незадолго до этого подвергшемся нападению марокканцев. Вместе со мной были шесть моих земляков, флорентийских купцов и генералов. Всю ночь мы пробирались между развалинами домов и сгоревших библиотек по земле, буквально усеянной трупами, как вдруг увидели признаки жизни. Это была тонкая стайка зеленовато-голубого дымка над печной трубой маленького домика.
Войдя в него, мы обнаружили там невысоких темнокожих людей, склонившихся над серебряными сосудами. По всему помещению, освещаемому факелами, стояли кожаные бурдюки с какими-то порошками.
— Мой господин, — прошептал один из офицеров, — что это такое?
— Лаборатория алхимика! — воскликнул я во весь голос, таково было мое восхищение.
Смуглый человек обернулся и, увидев нас, что-то сердито выкрикнул. Какой-то старик шагнул вперед и погрозил мне костлявым кулаком, другой, молодой и симпатичный на вид парень, встал между нами, прикрывая его, — очевидно, это был отец юноши.
— Вы создаете здесь Универсальное лекарство, — сказал я на языке мали. — Философский камень способен будет победить любую болезнь, смерть, невежество и суеверие. Это лекарство необходимо всем — вы должны открыть мне свои секреты. Тогда я смогу принести свет в этот мир, окутанный мраком.
— Мы никогда не откроем тебе рецепт этого великого средства, — дерзко ответил старый колдун.
— Не дадите добровольно, я вырву силой!
— Ты хочешь получить рецепт? Хорошо, твое желание исполнится, но прежде я награжу тебя. Ты получишь по заслугам.
— И что это за награда?
— Твоя смерть!
Он зачерпнул из висящей на поясе сумки горсть какой-то жидкой и вонючей грязи янтарного цвета, поджег ее от одного из горящих факелов и швырнул в меня.
Не знаю, из какого дьявольского вещества была она сделана, но, мгновенно вспыхнув, все мое тело превратилось в горящий факел. Тогда офицер плеснул на меня водой из фляжки. Я громко кричал, сдирая с себя одежду и катаясь по полу. Тут сын колдуна подскочил ко мне и засыпал меня густым слоем соли. Только благодаря этому мавру я не погиб мученической смертью.
В тот день я поклялся убить их. Схватив один из факелов, я поднес его к самому большому бурдюку, в котором находилась ртуть, и поджег ее.
Вспыхнуло синее пламя, распространяя отвратительный запах, а шестьдесят человек рухнули замертво сотрясаемые дрожью, с лицами, позеленевшими от действия их собственного дьявольского зелья. Рядом стояли еще два сундука, украшенные разными символами. На одном был знак серы, напоминающий фигуру женщины.
На другом — знак соли, с помощью которой молодой мавр спас меня. Это был круг с поперечной полосой.
Я открыл бочонок со знаком, обозначающим серу, и коснулся пламенем желтого порошка. Смертоносный огонь столбом взметнулся вверх. Это было столь феерическое зрелище, что казалось, солнце явилось с небес, чтобы исполнить мое повеление. Темнокожие колдуны пылали, как чучела из соломы, а те, кому удалось убежать от огня, встретили клинки моих ландскнехтов. Ужасной участи избежал лишь сын колдуна, сквозь рыдания и проклятия демонстрировавший отличное знание тосканского диалекта.
— Сын мой, ты малодушен! — сказал, я ему. — Ты плачешь, как женщина!
— Что вы наделали? — воскликнул он. — Что же представляет собой человек, если он способен так оскорбить Небеса?
