— А вы не считаете уместным упомянуть в этой связи обстоятельство того, как Блазеж отравился ядом? — Он кивнул на вставшего между нами Эрика.
— Ваш приятель сам напросился на неприятности, — обратился Эрик к Доменико, тщательно подбирая итальянские слова.
— Я слышал, что вы тогда сказали Блазежу. — Доменико ткнул пальцем в Эрика, и ключи снова звякнули. — Вы сказали, что этот изумруд, несомненно, очень ценен. Вы подталкивали его к тому, чтобы он дотронулся до камня, хотя знали, что он обладает некими коварными свойствами.
Марко сделал еще два шага к рюкзаку.
— Бедняга Блазеж! Я давно уже его знаю. Когда я впервые прибыл из Гватемалы в Европу, я переманил из армии его и нашего дорогого Доменико, наняв их в качестве своих телохранителей, а точнее — собутыльников. Они стали для меня очень близкими друзьями.
— Я слышала, что вы отбыли из Гватемалы еще до окончания войны, — небрежно заметила я.
— Это был годичный отпуск, можно сказать, я уехал самовольно. Или по воле моего отца — порой нас с ним было очень трудно различить. Но мое пребывание здесь оказалось не очень удачным. К сожалению, здесь тоже читают газеты, и международные отзывы о полковнике Морено были… как бы это выразиться… не самыми благожелательными. Доменико и Блазеж думали, что они работают на очень важного человека, так ведь, Доменико?
Но тот продолжал что-то доказывать Эрику.
— Перестань бубнить! — рявкнул на него Марко.
— Иди к нашей машине, — прошептал мне Эрик. — А я попробую добраться до их «фиата» и увести его, тогда они не смогут нас преследовать. Нам нужно разделиться, разойтись на противоположные склоны долины…
— Что?
— Успокойся, слышишь? Успокойся, — уговаривал Марко Доменико.
— Почему это я должен успокоиться?
— Потому что я хочу, чтобы они остались. Я еще не сделал своего признания. И кто лучше освободит меня от моих грехов, чем эта красивая синьорита? Видите ли, Лола, моя связь с этими ребятами не очень хорошо отразилась на их состоянии… гм-м… особенно на здоровье Блазежа. А также на их репутации. Итальянцы называют их предателями, но я предпочитаю называть их, точнее, теперь одного Доменико…
— Версипеллисом?
Марко нагнулся над рюкзаком, и лицо его накрыла тень.
— Да, пожалуй, Версипеллисом, оборотнем. Какая вы сообразительная и так образно мыслите!
— Благодарю вас.
Эрик оглянулся на меня через плечо:
— Что ты делаешь?
— Она со мной кокетничает, — ответил за меня Марко. — Она думает, что раскусила меня. Просекла мою слабость. И, что интересно, отчасти ведь она права…
— Вас привел сюда интерес к судьбе Антонио, — отметила я.
— Догадаться об этом было несложно. — Он указал на лежащую в траве книгу. — Как вы думаете, что здесь произошло?
— Он преднамеренно истребил солдат своей армии.
— Да! Отлично. Быстро вы это сообразили. Вопрос — почему? — Он снова нагнулся, но не над рюкзаком, он сорвал колокольчик, добавил несколько черных ягод и швырнул всем этим в меня. — Смотрите, будьте осторожней, это беладонна!
Я, кажется, поняла этот язык цветов, но ничего не сказала.
— Ага! И эта очаровательная леди видит цветок и вспоминает… кое-что? Но не будем забегать вперед. Прежде всего «Волчица»…
— Если вам известно так много, то где же вы были весь вчерашний день? Мы вас не видели, — сказала я.
— Ну, если бы вы меня видели, то мне ничего не удалось бы сделать. Утром я дал Доменико снотворного, потому что он не переставал горевать о своем друге. Я хотел в одиночку выследить вас и разузнать о ваших действиях.
Вскинув голову, Доменико посмотрел на своего хозяина и выругался. Очевидно, он понимал по-испански больше, чем я думала. Он бросил заниматься костром и выпрямился.
— Я таскался за вами так долго, что чуть не умер со скуки! — сказал Марко. — Кстати, так вы нашли эту проклятую Волчицу?
— Нет! — Эрик стал осторожно приближаться к Доменико.
— А я так и понял, что нашли.
— Стой, Эрик, не связывайся с ним! — попыталась я остановить его, но он явно не обращал на меня внимания.
— Натягивает поводок, да? — издевательски заметил Марко.
— А что же вы сами не нашли Волчицу? — вызывающе поинтересовалась я.
Он небрежно пожал плечами:
— Мне пришлось прервать поиски. Я… я очень устал.
— Устали?
— Вам не нравится это определение? Под усталостью я имею в виду депрессию. Болезнь, тоску, желание покончить с собой. Понимаете? Я потерял кузена, а потом своего отца. И еще Эстраду, бывшего моим другом. Мне следовало отомстить вам, а вместо этого я болтаюсь по Италии, роюсь в книгах, ищу сам не знаю что и вот в очередной раз оказался замешанным в грязную историю, хотя поклялся себе, что этого больше не будет.
— Вы говорите про убийство сторожей в соборе?
— Да. Я надеялся, что больше со мной ничего подобного не случится, — отрывисто сказал он, — но, видно, для меня это недостижимо.
Я увидела у его ног книгу, столь осторожно положенную им ранее на кусок непромокаемой ткани. Я присела перед рюкзаком, в котором, как я была уверена, лежало письмо Антонио, сделав вид, что заинтересовалась книгой. Это было прекрасное старое издание Якоба Буркхардта «Культура Италии в эпоху Возрождения», захватывающая история искусств и преступлений.
— Хорошая книга, — сказала я, передавая томик Марко.
— Классическая работа. — Он погладил открытые страницы, потом закрыл книгу.
— Мне кажется, Марко, вы оказались здесь не из-за своего отца, а просто потому, что пытаетесь разгадать эту головоломку, полагая, что вам это под силу. Вы знаете, что в карте, помещенной в письме, имеется ключ к разгадке. И вы знаете, что в этой долине произошло нечто…
— Вы уже видели, на что я способен, там, в склепе.
— Ничего особенного вы там не совершили. Я же вас видела. Сторожей убивали Блазеж и Доменико, а вы просто стояли и истерически кричали.
— К сожалению, вы ошибаетесь. Потому что я способен на многое. Во время войны я действовал куда активнее моего отца.
— Когда? На войне?
— На войне. — Марко скривил губы, произнося это слово. Видимо, это был его очередной эвфемизм. — Поэтому я и покинул Гватемалу! Какая ирония судьбы! И вот я здесь, ищу сокровище, убиваю стариков, потому что я точно такой же, как мой отец, старый полковник, и просто не могу измениться.
— Значит, теперь вы хотите стать… как это?.. Диктатором?
— Вы бросаетесь словами, смысла которых не понимаете! Мой отец строил блестящие планы на будущее Гватемалы, мечтал сделать ее страной света, просвещения, красоты и порядка, лелеял мечту, более великую, чем мечта Пиночета. И для этого не потребовалась бы бескомпромиссность Милошевича. Достаточно было осуществить кое-какие реформы, сделать солидные инвестиции, и наша страна оставила бы позади Кубу, Северную Корею и даже Соединенные Штаты.
