— Появляются какие-то очертания, — прошептала Иоланда. — Здесь какой-то рисунок… что-то вроде эмблемы.
Я провела дрожащим пальцем по линиям на бумаге, ставшей теплой, как кожа человека.
— Это запись сделана симпатическими чернилами, — в волнении едва выдохнула я.
Мы склонились над древним посланием и принялись его читать.
Глава 34
«ГРАД БОЖИЙ»
— Здесь написано «Civitas Dei», — благоговейно прошептала я. — Что означает «Град Божий».
— Ого! Так это же третья подсказка. Значит, сработало! — Эрик возбужденно запрыгал по комнате. — Потрясающе! Симпатические чернила — надо же! Я и не надеялся, что мы сможем прочесть этот текст. Должно быть, он написан уксусом, уриной, лимонным соком или аллюмом…
— Как ты об этом догадался? — спросила я, а Иоланда, подбежав, выхватила у Эрика письмо.
— София проделала этот трюк со своим пергаментом в банях Митраса. Помнишь дневник?
— Во время обряда наречения, когда она стала размахивать перед огнем пергаментом…
— И на нем появились письмена с их именами.
— А потом на них подействовал наркотик.
— Да, но здесь… Обрати внимание на последние фразы в письме Антонио: «Я заканчиваю свое письмо, исчерпав все возможности тонких намеков и мистификаций. И только если тебе удастся выявить сокрытую в нем ложь, ты найдешь Ключ к тайне, ждущей тебя в Риме». В XVI столетии очень часто применялась тайнопись, сделанная симпатическими чернилами. И еще — Антонио говорит о необходимости найти невидимый город. Думаю, что невидимые чернила… Гм-м…
— «И только если тебе удастся выявить сокрытую в нем ложь…» — обрадованно процитирована я. — Речь идет о подтексте!
— «Civitas Dei» означает «Град Божий», — выпалила Иоланда и, подумав, добавила: — А это значит — Августин!
— Святой Августин! — подхватила я. — Христианский богослов, V век.
— Это же название его самой главной книги, — блеснул своими познаниями Эрик. — Антонио использовал его в игре слов — «невидимые буквы», и «Град Божий» тоже невидимый, потому что он находится в раю.
— Ну, не обязательно именно в раю, — возразила Иоланда и крепко зажмурилась, вероятно, чтобы сосредоточиться. — Невидимый город… Это же главная задача церкви — невидимое сделать видимым.
— Церкви, — пробормотана я. — Может, речь идет об иконе в невидимом городе.
— Скорее всего, — предположила сестра, — это какой-нибудь собор, часовня, базилика…
— О! Погодите! — Перестав кружить по комнате, Эрик высоко воздел руки. — Все это страшно интересно, но, мне кажется, лучше на время остановиться. Нужно принять снотворное и как следует выспаться…
— Но что за церковь? — не обращая на него внимания, обратилась ко мне Иоланда.
— Господи, кто знает, — усиленно размышляла я. — Только наверняка она в Риме. А здесь больше церквей, чем кафе «Старбакс».
— Послушайте, я серьезно! — заявил Эрик.
— «Невидим третий град — он сокрыт в камне», — процитировала Иоланда. — «Найдя в нем термы, ты яблоко любви сожги»… Хорошо, значит, мы ищем церковь, но что это за камень?
— Не знаю, — ответила я. — А если термы — это всего лишь купель для крещения?
— Может быть…
— И мы уже знаем, что такое «яблоко любви» и как проявляется его гнев, так что об этом можно и не думать.
— Хорошо. Значит, ты готова идти, Лола? Ты, кажется, достаточно окрепла, и мне не терпится заняться делом. До чертиков надоело торчать в квартире…
— Только мне нужно принять несколько таблеток аспирина. И еще, ты не одолжишь мне какие-нибудь джинсы и рубашку?
— Конечно… Ой, смотри! Кажется, у Гомары удар!
— Черт побери!
Мы уставились на Эрика. Пугающе бледный, с искаженным от волнения лицом, он заговорил с нами, лихорадочно блестя глазами:
— Постойте, не торопитесь. Я должен сказать, что в принципе согласен. Хочу ли скакать от радости вокруг груды золота, которое спасу от песков забвения? Да! Желаю ли я, чтобы мои коллеги лопнули от зависти, потому что моя физиономия появится на обложке журнала «Нэшнл джиографик»? Еще бы! Но если речь идет о том, что при этом можно ненароком слегка обжечь задницу, вступить в схватку с наемными убийцами или снова пережить страх за жизнь своей невесты и за свою, кстати, тоже, тогда меня действительно хватит удар — и я не шучу, девочки!
Но мы не вняли его предостережению.
— Но, Эрик, мы уже не можем остановиться! — простонала моя сестра. — Хотя, должна признать, ты говоришь дело. Я имею в виду первую часть твоего выступления. Найти золото Монтесумы? Круто! Это еще никому не удавалось, верно? А как же мы это сделаем? И воспользуемся старыми подсказками, оставленными нам средневековым хитрецом, и с их помощью найдем еще один маленький золотой медальончик в какой-то церкви в городе, который битком набит этими полными золота церквушками? И при этом мы должны лелеять в душе надежду на то, что не угодим в очередную коварную ловушку и не столкнемся нос к носу с какой-нибудь конкурирующей бандой?
— Все именно так.
Иоланда быстро подошла к бюро, на котором оставила свой стетсон.
Не сводя глаз с Эрика, она надела шляпу, не забыв лихо сдвинуть ее набекрень.
— Смотри, Гомара! Я была проводником экспедиции из двадцати восьми лингвистов. Я вела их через малярийные болота Гватемалы, где не было ни дорог, ни тропинок, ровным счетом ничего, где я ориентировалась только по запаху эвкалиптов, и все-таки я нашла им единственного оставшегося человека, еще что-то говорившего на языке ксинка! А однажды меня подрядили на поиски племени диких пигмеев, которых не видел ни один испаноговорящий! И я целых шестнадцать дней пробиралась по тропическому лесу с его совсем уж одичавшим зверьем и с тучами москитов, искусавших меня почти до эпилепсии, прежде чем нашла этих симпатичных маленьких человечков, угостивших меня очень вкусным чаем из гашиша. Поэтому все то, о чем мы здесь говорим, для моего уха звучит самой прекрасной музыкой! А ты перестань ныть, оторви от дивана свои мослы, прими свой риталин или что ты там пьешь. Не время устраивать истерику, пора действовать!
Когда не подействовал и этот пассионарный призыв, она вскричала:
— Отлично! Лола, у тебя есть руки, у меня — ноги!
— Идет!
И началась настоящая схватка. У Эрика не было ни малейшего шанса устоять перед двумя дочерьми де ла Росы.
В конце концов с помощью поцелуев, объятий, угроз Иоланды и моих пылких заверений в любви нам удалось уговорить Эрика, чтобы он позволил мне выйти из квартиры. Вскоре мы, возбужденные, ворвались, а точнее, движимые энтузиазмом, вступили в огромное скопление церквей Вечного города, несомненно, созданного во славу Господа и искусства. Однако сейчас, оглядываясь назад, я хотела бы никогда его не видеть, ничего о нем не слышать, а тем более — не ступать в него ногой.
