Копьем, острым, тяжелым, вдвое длиннее самого Пирри, он никогда не смог бы пробить кожу, и плоть, и грудную клетку, чтобы пронзить сердце или легкие слона. Мозг в костяной оболочке ему вообще не достать. Лишь одним способом человек вроде Пирри может убить слона таким копьем.
Пирри перевернулся и вскочил под брюхом слона на ноги.
Стоя между задними ногами слона, он напрягся и ударил копьем вверх, в слоновий пах.
Слон пронзительно затрубил, когда острие пробило кожу в паху, висящую мешком, и мочевой пузырь. Острое, как бритва, лезвие распороло пузырь, желтым столбом ударила горячая моча. Слон содрогнулся от боли, выгнул спину и побежал.
Слон, трубя, бежал по лесу, и листва с треском расходилась перед ним.
Пирри подтащил к себе окровавленное копье и слушал, как слон убегает. Он подождал, пока не наступит полная тишина, потом перевязал набедренную повязку и пошел по каплям крови и мочи, от которых поднимались пар и зловоние.
Слону могло потребоваться много часов на то, чтобы умереть, но он был обречен. Пирри, охотник, нанес ему смертельную рану и знал, что еще до исхода завтрашнего дня слон будет мертв.
Он медленно шел по следу, но не чувствовал в сердце яростной охотничьей радости. Было только ощущение страшной пустоты и вины в святотатстве.
Он оскорбил своего бога и знал, что теперь бог отомстит. Накажет его.
Наутро охотник Пирри нашел тушу слона. Слон стоял на коленях, аккуратно подогнув под себя ноги.
Голову поддерживали массивные бивни, наполовину ушедшие в мягкую землю.
Последний дождь отмыл его шкуру, она стала черной и блестящей, а глаза были открыты.
Он казался живым, и Пирри приближался осторожно; наконец он протянул длинную ветку и коснулся открытого глаза, окруженного мохнатыми ресницами. Веко от его прикосновения не дрогнуло, и Пирри заметил матовую желеобразную оболочку смерти поверх зрачка.
Пирри выпрямился и отложил копье. Охота закончилась.
По обычаю теперь он должен был спеть хвалу лесному богу за его щедрость. Он даже произнес первые слова молитвы, но потом виновато смолк. Он знал, что больше никогда не сможет петь охотничью молитву, и глубокая печаль наполнила все его существо.
Он разжег небольшой костер, срезал со щек слона жирное, нежное мясо и поджарил на угольях. Но на сей раз любимое блюдо показалось ему жестким и безвкусным.
Он выплюнул мясо в огонь и долго сидел возле туши, прежде чем смог подняться и отогнать печаль, пригибавшую его к земле.
Пирри вытащил мачете и начал вырубать бивень из костного канала в черепе слона. Сталь звенела о череп, осколки кости разлетались и падали к его ногам, когда он работал.
Так его и нашли люди его клана. По звуку мачете, рубившего кость. Под водительством Сепо и Памбы они молча вышли из леса и образовали кольцо вокруг Пирри и слона.
Он поднял голову и увидел их. Выронив мачете, он стоял с окровавленными руками и не смел посмотреть им в глаза.
— Я поделюсь с вами наградой, братья, — прошептал он, но никто ему не ответил.
Один за другим бамбути поворачивались и исчезали в лесу так же неслышно, как появились. Остался только Сепо. — Из-за того, что ты сделал, лесной бог нашлет на нас Молимо, — сказал Сепо. Пирри стоял с отчаянием в сердце и не смел поднять на брата глаз.
Дэниэл начал пересматривать кассеты, как только они вернулись в Гондолу. Келли отвела для него угол в своей лаборатории, а Виктор Омеру, когда Дэниэл монтировал записи, стоял рядом, делал замечания и вносил предложения.
Качество отснятого материала было отличным. Дэниэл считал себя компетентным оператором, которому, однако, не хватает вкуса и яркости, как кому-нибудь вроде Бонни Мейхон. Он создал честный, объективный рассказ о вырубке леса и горных разработках в лесном заповеднике Венгу и о последствиях этих работ.
— Тут нет гнева, — говорил он вечером Виктору и Келли за ужином. — Рассказ взывает к уму, а не к сердцу. Мне нужно что-то еще.
— А чего вы хотите? — спросила Келли. — Скажите, я найду.
— Я хочу больше президента Омеру, — сказал Дэниэл. — Вы производите впечатление, сэр. Нужно, чтобы вы еще выступили.
— Хорошо, — кивнул Виктор Омеру. — Но не кажется ли вам, что пора отказаться от формальностей? Ведь мы вместе поднимались на священное медовое дерево. Разве это не дает нам права звать друг друга по имени?
— Конечно, Виктор, — согласился Дэниэл. — Но даже вам не дано убедить мир. Я должен показать, что творится с людьми. Должен показать рабочие лагеря ухали. Можно это устроить?
Виктор подался вперед.
— Да, — сказал он. — Вам известно, что я возглавляю движение сопротивления тирании Таффари. С каждым днем мы становимся сильней. Пока все в подполье, но это подполье собирает всех самых важных и влиятельных людей, кто отвергает Таффари.
Конечно, в основном это ухали, но и хита разочаровываются в режиме. Мы сможем организовать для вас посещение трудовых лагерей. Конечно, в сами лагеря вы войти не сможете, но мы подведем вас достаточно близко, чтобы вы сняли все ежедневные жестокости.
— Да, — подтвердила Келли. — В ближайшие дни сюда на совещание с Виктором прибудут Патрик и другие молодые руководители сопротивления. Он все устроит. — Она замолчала и ненадолго задумалась. — Есть еще бамбути. Вы сможете показать своей аудитории, как уничтожение леса отразится на пигмеях и уничтожит их традиционный образ жизни.
— Именно такой материал мне и нужен, — ответил Дэниэл. — Что вы предлагаете? — Обряд Молимо, — сказала Келли. — Сепо сказал, придет Молимо, и согласился дать вам увидеть это.
Патрик, племянник Виктора Омеру, появился в Гондоле на день раньше, чем ожидалось. Его сопровождала свита, десяток ухали. Пигмеи провели их через лес.
Многие делегации также приходились родственниками Виктору Омеру. И все оказались молодыми образованными людьми.
Когда Дэниэл показал им уже отснятую пленку и объяснил, что еще ему нужно, Патрик и его спутники воодушевились.
— Предоставьте это мне, доктор Армстронг, — сказал Патрик. — Я все организую. Конечно, это опасно. Лагеря охраняют хита, но мы подберемся как можно ближе.
Когда Патрик и его люди ушли из Гондолы, Дэниэл и Сепо пошли с ними.
Они вдвоем вернулись в Гондолу девять дней спустя. Дэниэл похудел и осунулся. Становилось ясно, что путь был трудным и долгим. Одежда Дэниэла была грязной и рваной, и, когда он спотыкаясь поднялся на веранду бунгало, Келли сразу увидела, что он близок к истощению.
Не раздумывая, она побежала ему навстречу, и в следующее мгновение они оказались в объятиях друг друга. Обоих это поразило. Несколько мгновений они не размыкали объятие, но, когда Дэниэл потянулся к ней губами, Келли отпрянула и покачала головой.
— Мы с Виктором так беспокоились, — сказала она, вспыхнув. Дэниэл нашел этот румянец очаровательным, а она торопливо выпустила его руку.
