Джонни рассчитал точно и рванулся в сторону, но на мгновение опоздал.
Стрелок опустил ствол, чтобы компенсировать его подъем.
Одна пуля пробила бедро Джонни, не задев кость, но вторая прошла через ягодицу и разбила бедренный сустав, раздробив головку и тело тазовой кости.
Три остальные пули пролетели мимо, потому что Джонни успел метнуться в сторону. Но его левая нога отказала, и он тяжело прислонился к дверному косяку, пытаясь удержаться от падения. Инерция заставила его съехать по стене, со скрипом процарапав ногтями штукатурку. Кончилось тем, что он замер на одной ноге лицом к стене. Левая нога болталась на разбитом суставе, а руки он широко расставил, как на распятии, пытаясь удержать равновесие. По-прежнему улыбаясь, стрелок перевел автомат на стрельбу одиночными выстрелами. Он старался беречь боеприпасы. Каждый патрон стоит десять замбийских квач, и его приходится сотни миль тащить в мешке за спиной. Каждый патрон бесценен, а хранитель ранен и полностью в его руках.
— Теперь ты умрешь.
И он выстрелил Джонни в живот.
Воздух с шумом вырвался у Джонни из легких. Страшная сила удара прижала его к стене и согнула вдвое, потом он упал вперед. Джонни во время войны уже бывал ранен, но в него ни разу не стреляли в упор, и потрясение от такого удара превзошло всякие ожидания. От пояса вниз его парализовало, но сознание оставалось кристально ясным, словно поток адреналина в крови необычайно обострил восприятие.
«Притворись мертвым!» — подумал он, уже выполняя это решение. Нижняя часть тела была парализована, но он заставил расслабиться торс. Тяжело, как куль с зерном, он упал на пол и больше не шевелился.
Голова Джонни повернулась в сторону, грудью он прижимался к холодному бетонному полу. Джонни лежал неподвижно. Он слышал, как стрелок прошел по полу, резиновые подошвы его обуви негромко скрипели.
Потом эта обувь оказалась в поле зрения Джонни. Пыльная, изорванная почти до верху. Носков не было, и острый запах от ног, оказавшихся в нескольких дюймах от лица, ударил Джонни в нос.
Джонни услышал металлический щелчок затвора: замбиец снова переключил порядок огня, — потом почувствовал холодное прикосновение ствола к виску. Человек собирался произвести контрольный выстрел.
«Не шевелись», — заставлял себя Джонни.
Это была его последняя отчаянная надежда. Он знал, малейшее его движение — и грянет выстрел. Он должен убедить стрелка, что мертв.
В этот момент снаружи донеслись крики, потом множество автоматных очередей, и снова крики. Ствол оторвался от виска Джонни. Зловонные ботинки повернулись и удалились к выходу.
— Идем! Не трать время! — крикнул в открытую дверь стрелок со шрамом. Джонни достаточно знал чиньянджа
[5], чтобы понять его. — Где грузовики? Надо грузить слоновую кость!
Замбиец выбежал из кабинета, оставив Джонни на бетонном полу.
Джонни знал, что он ранен смертельно. Чувствуя, как из раны в паху уходит артериальная кровь, он повернулся на бок и быстро ослабил пояс брюк.
И сразу ощутил запах собственных испражнений. И понял, что вторая пуля разорвала ему внутренности. Опустив руку, он попытался пальцами зажать рану в паху. Кровь горячо ударила в руку.
Он обнаружил разорванную бедренную артерию и зажал ее концы.
Мевис! Дети! Такова была его следующая мысль. Что он может для них сделать? И в этот миг Джонни снова услышал стрельбу — со стороны поселка слуг и своего коттеджа.
Их целая банда, в отчаянии подумал он. По всему лагерю. Нападают на поселок. И потом: «Мои малыши! О Боже! Мои малыши!»
Он подумал об оружии в соседней комнате, но знал, что до него не доберется. А даже если доберется, то с вывалившейся половиной внутренностей не сможет стрелять из ружья.
Он услышал шум двигателей грузовиков. Узнал рев больших дизелей и понял, что это рефрижераторы. На мгновение появилась надежда.
Гомо, подумал он. Дэвид… Но надежда жила недолго. Лежа на боку, зажимая разорванную артерию, он понял, что может подсматривать в открытую дверь.
Ему был виден один из белых рефрижераторов. Он задом подъезжал к входу на склад. А когда остановился, из кабины выскочил Гомо и, жестикулируя, начал о чем-то оживленно разговаривать с человеком со шрамом. Слабея от потери крови, теряя ясность мысли, Джонни лишь спустя несколько секунд понял, что видит.
Гомо, подумал он. Гомо — один из них.
Он сел.
Почему это его так потрясло? Джонни знал, насколько коррумпировано правительство, все его департаменты, не только департамент национальных парков. Он сам давал официальные показания Комиссии по расследованию фактов коррупции и умолял помочь справиться с ней. Но Гомо он хорошо знает. Конечно, Гомо высокомерен и корыстен. Это так… но Джонни не ожидал от него предательства.
Неожиданно площадку перед складом, которая была видна Джонни, заполнили другие бандиты. Человек со шрамом быстро организовал работу. Один из бандитов отстрелил замок, прочие положили оружие и устремились внутрь склада. Когда они увидели груды бивней, послышались радостные крики, потом образовалась человеческая цепочка, по которой бивни передавали и грузили в машины.
В глазах у Джонни начало темнеть. Перед глазами проплывали темные пятна, в ушах негромко звенело.
«Я умираю», — равнодушно подумал он, чувствуя, как от парализованных ног к груди поднимается оцепенение.
Усилием воли он отогнал тьму, и ему показалось, что он грезит: под верандой, освещенный лучами позднего солнца, стоял посол Нинь Чэнгун. Через плечо у него по-прежнему висел бинокль, держался Чэнгун безупречно вежливо и хладнокровно. Джонни хотел крикнуть, предупредить посла, но из горла вылетел только хрип, затихший в стенах комнаты.
Тут он с изумлением увидел, как предводитель банды, тот, что со шрамом, подходит к послу и приветствует его — если не уважительно, то с признанием его власти.
Нинь! Джонни заставил себя поверить. Это действительно Нинь. Это не видение.
И тут до него донеслись голоса этих двоих. Они говорили по-английски.
— Поторопи своих людей, — сказал Нинь Чэнгун. — Пусть погрузят кость. Я хочу немедленно уехать.
— Деньги, — ответил Сали. — Тысяча долларов.
Его английский был ужасен.
— Тебе заплатили, — возмущенно сказал Чэнгун. — Я отдал тебе твои деньги.
— Еще денег. Еще тысячу долларов. — Сали улыбнулся Чэнгуну. — Деньги, или я их остановлю. Мы уйдем, оставим тебя, оставим кость.
— Мошенник! — рявкнул Чэнгун.
— Не понимаю «мошенник», но, думаю, ты тоже «мошенник». — Улыбка Сали стала шире. — Давай деньги сейчас.
— У меня с собой больше нет, — решительно ответил Чэнгун.
