Рулевой негромко пел повторяющиеся строки, заклиная духов озера — духов, управлявших капризными ветрами, которые несли дау по озеру.
Настроение Келли менялось, как этот ветер, улучшалось, портилось и снова улучшалось. Ее будоражила перспектива снова оказаться в лесу и увидеться с друзьями, которых она так любит.
Она боялась путешествия и опасностей, которые подстерегали ее, пока она не оказалась под защитой высоких деревьев. Она опасалась, что политические перемены после переворота могли в ее отсутствие многое уничтожить или повредить. Ее печалили мысли об уже причиненном ущербе: за те немногие годы с тех пор, как она впервые очутилась в этом тихом лесном соборе, здесь уже многое пострадало.
В то же время ее радовали обещания поддержки и интерес, который она сумела возбудить во время своего пребывания в Англии и Европе, но разочаровывало то, что поддержка была преимущественно моральная и словесная, а не финансовая или конструктивная. Она собрала весь свой энтузиазм, всю решительность и заставила себя смотреть в будущее с оптимизмом.
«Мы победим. Должны победить».
Вдруг вне связи с другими мыслями она вспомнила Дэниэла Армстронга, снова разозлилась и почувствовала себя несчастной. Почему-то его предательство казалось еще более отвратительным из-за ее веры в него, доверия к нему, поселившихся в ее душе еще до знакомства с ним.
Она составила неверное мнение о Дэниэле, основываясь на том, что видела на экране или читала в газетах и журналах. По этим материалам у нее сложилось очень высокое мнение о нем — не только оттого, что он был красив, красноречив и способен воздействовать на зрителей, но оттого, что он явно глубоко понимал проблемы и сочувствовал бедному, несчастному континенту, который она сделала своим.
Она дважды писала ему на телестудию, но письма не дошли или затерялись в огромном количестве почты, которая, была она уверена, поступает на его имя. Во всяком случае, никакого ответа она не получила.
И когда здесь, в Найроби, представилась неожиданная возможность познакомиться, Дэниэл Армстронг при первой встрече, казалось, оправдал все те высокие надежды, которые Келли на него возлагала. Сердечен, полон сочувствия, восприимчив.
Она почувствовала мгновенно установившийся между ними контакт. Они люди одного мира, одних интересов и забот; больше того, она знала, что между ними пробежала искра.
Притяжение было взаимным, и оба это осознавали.
Между ними возникло не только интеллектуальное понимание, но и взаимное физическое влечение.
Келли не считала себя чувственной. Ее немногими возлюбленными становились те, чьим интеллектом она восхищалась. Первым стал преподаватель медицинского факультета, на котором она училась, мужчина на двадцать пять лет старше ее. Они до сих пор дружат. Еще двое — однокашники, а четвертый… за него она вышла замуж.
Пол, как и Келли, был врачом. Они в один год закончили университет и приехали в Африку в одной команде. Через полгода муж умер от укуса одного из смертельно опасных лесных насекомых, и она при любой возможности по-прежнему навещает его могилу глубоко в лесу, у подножия гигантского шелкового дерева на берегу реки Убомо.
Четверо любовников к ее тридцати двум годам… Нет, она не чувственна, но понимает, что Дэниэл Армстронг сильно привлекает ее. Ей не хотелось сопротивляться этому влечению. Он ей подходил.
Но внезапно все это оказалось ложью, обманом, а он — таким же, как все. Наемник, гневно думала она, наемник БОСС и этого чудовища Харрисона. Она пыталась с помощью гнева защититься от чувства потери. Она поверила в Дэниэла Армстронга. Она доверилась ему, а он предал ее доверие.
«Выбрось его из головы, — решительно приказала себе Келли. — Довольно думать о нем. Он того не стоит».
Но она была достаточно честна с собой, чтобы понять, что это будет не так-то легко.
С кормы дау ее негромко окликнул на суахили рулевой, и она встряхнулась и посмотрела вперед. Берег в миле впереди. Низкая полоса пляжа мягко блестит в звездном свете.
Убомо. Она возвращается домой. Ей стало легче.
Неожиданно с кормы донесся вскрик, и Келли обернулась. Два рыбака, голые, если не считать набедренной повязки, кинулись на нос и с грохотом опустили на палубу гик. Косой парус сложился, и рыбаки быстро его свернули. Через несколько секунд приземистая мачта обнажилась, и дау закачалась, низко сидя в воде.
— Что случилось? — тихо спросила Келли на суахили, и рулевой так же тихо ответил:
— Патрульный катер.
Ветер принес рокот дизельного мотора, и Келли насторожилась. Все эти рыбаки — из племени ухали, они верны прежнему президенту, Омеру. Они наравне с Келли рискуют жизнью, нарушая комендантский час и пересекая в темноте озеро.
Они столпились на открытой палубе и вглядывались в темноту, слушая, как приближается рокот двигателя. Катер — подарок арабского нефтяного шейха новому режиму, быстрый бронированный сорокафутовый корабль со спаренным пулеметом на вращающейся турели. Он тридцать лет прослужил в Красном море и теперь большую часть времени проводил в порту Кахали с разобранными двигателями в ожидании запасных частей.
Но они неудачно выбрали ночь для плавания: сегодня катер на воде и очень опасен.
Келли услышала плеск и увидела полосы пены, расходящиеся от носа подходящего катера. Тот шел с юга. Келли инстинктивно съежилась под планширем, обдумывая свое положение. Следуя таким курсом, катер непременно заметит их.
Если Келли обнаружат на борту, весь экипаж без суда расстреляют на берегу, устроив одну из тех публичных казней, которые стали приметой нового правления Ифрима Таффари. Конечно, ее тоже застрелят, но сейчас это занимало Келли меньше.
Люди хорошие, ради нее они рисковали жизнью. Она сделает все, что в ее силах, чтобы защитить их.
Если ее не будет на борту и никакой контрабанды не найдут, возможно, экипажу удастся выкрутиться. Рыбаков, конечно, побьют и оштрафуют, могут конфисковать их лодку, но по крайней мере не казнят.
Она протянула руку к рюкзаку, лежавшему на носу. Быстро отстегнула привязанный надувной матрац. Развернула его и принялась лихорадочно дуть в клапан, набирая полные легкие воздуха и выдыхая — и одновременно глядя на темный силуэт катера, показавшийся в ночи.
Катер быстро приближался. Полностью надувать матрац было некогда. Келли перекрыла клапан; матрац был мягким, не тугим.
Келли встала, надела рюкзак на спину и сказала рулевому:
— Спасибо, мой друг. Мир тебе, и да сохранит тебя Аллах.
Почти все озерные жители мусульмане.
— И тебе мир, — отозвался рулевой.
Она слышала в его голосе облегчение и благодарность. Он знал, что она делает это ради него и его экипажа.
Келли села на планширь и свесила ноги за борт. Прижала к груди полунадутый матрац, набрала полные легкие воздуха и скользнула в озеро. Вода сомкнулась над ее головой. Она оказалась удивительно холодной, тяжелый рюкзак потянул вниз, прежде чем плавучесть матраца сказалась и вернула ее на поверхность.
