Пока мясо жарилось, Келли насадила на зеленый прут грибы с оранжевыми пластинками и, держа их над огнем, как кебаб, время от времени поворачивала.
У этих грибов вкус более тонкий и богатый, чем у черных трюфелей, а мясо напоминает смесь омара и поенных молоком цыплят. Усилия дня обострили аппетит, и Келли казалось, что она никогда еще не ела такой вкусной пищи. Еду она запила чистой водой из соседнего ручья.
Ночью она проснулась в своем убежище под деревом от громких фырканья и глотания. Келли не нужно было смотреть, чтобы понять, кто ее потревожил. Гигантский лесной кабан достигает 650 фунтов веса и ростом в холке три фута. Потревоженные, эти свиньи, самые крупные в мире, становятся опаснее льва.
Но Келли без опаски слушала, как кабан пожирает остатки туловища гадюки. Закончив пир, кабан, принюхиваясь, направился к ее лагерю, но Келли подбросила в костер несколько веток, и, когда они вспыхнули, кабан хрипло хрюкнул и убежал в лес.
Утром Келли выкупалась в ручье, расчесала волосы и, еще влажные, заплела в толстую косу, перекинув ее на обнаженную спину.
Она позавтракала остатками мяса гадюки с грибами, не разогревая их, и, когда стало достаточно светло, снова двинулась в путь.
Хотя в рюкзаке у нее был компас, Келли определяла направление в основном по пластинкам грибов и гнездам серовейских муравьев — те всегда располагаются на южной стороне стволов, — а также по течению ручьев, которые пересекала в пути.
В середине дня она увидела тропу, которую искала, и пошла по ней на юг.
Через час она узнала ориентир — природный мост, массивный ствол древнего дерева, упавшего через ручей.
Сепо однажды сказал ей: этот мост здесь с начала времен, что означало — с тех пор, как он себя помнит.
В сознании пигмеев нет конкретного представления о времени и числах. Они считают так: один, два, три, много. В лесу, где нет смены времен года, не меняется ни температура, ни порядок выпадения дождей, пигмеи сообразуют ход своей жизни с фазами луны и каждое полнолуние переселяются со стоянки на стоянку. Они никогда не остаются на одном месте так долго, чтобы истощить запасы дичи или плодов, замутить ручьи и загрязнить отходами землю.
Древесный мост отполирован поколениями крошечных ног. Келли внимательно осмотрела его в поисках свежих следов. Разочарованная, она пошла на ближайшую стоянку в надежде найти пигмеев. Здесь никого не было, но, судя по следам, здесь был их последний лагерь, и переселились они, по-видимому, две недели назад, в прошлое полнолуние.
Было три или четыре других места, где они сейчас могли находиться, самое далекое — в ста милях, близ центра того района, который племя Сепо считало своим.
Однако определить, в какую именно сторону они пошли, оказалось невозможно. Курс определяют в самый последний момент, после долгого и оживленного обсуждения, в котором все принимают участие, как вообще принимают все племенные решения. Келли улыбнулась при мысли о том, как, должно быть, решился спор. Она слишком часто это видела.
Одна из женщин, не обязательно старейшая и самая уважаемая, устав от глупости и упрямства мужчин, прежде всего собственного мужа, неожиданно брала свой мешок, приспосабливала ремень на лбу, наклонившись вперед, чтобы уравновесить тяжесть, и уходила по тропе. Остальные — многие еще продолжали ворчать и переругиваться — шли за ней.
В общине бамбути нет ни вождя, ни старейшин. Все мужчины и женщины независимо от возраста обладают равными правами и влиянием. Лишь в немногих делах, например, где расставлять охотничьи ловушки, младшие члены общины, вероятно, прислушаются к совету одного из самых старых и опытных охотников, но и то после долгого обсуждения и спасающего честь спора.
Келли осмотрела покинутую стоянку и развеселилась, глядя на то, что оставило племя. Деревянный пест и ступка для размельчения маниоки, отличная стальная мотыга, транзисторный радиоприемник без внутренностей и еще несколько предметов, очевидно, украденных в придорожных деревнях. Келли знала, что из всех народов на свете меньше всего ценят материальные приобретения бамбути. Собственность для них ничего не значит, и после кражи, когда возбуждение спадает, они теряют всякий интерес к украденному. Слишком тяжело нести, объясняли они Келли, когда она спрашивала. Если понадобится, мы всегда можем снова взять у вазунгу. Глаза их блестели при этой мысли, они смеялись и хлопали друг друга по спинам.
Единственное имущество, которое они достаточно ценили, чтобы брать с собой и передавать детям, — это охотничьи сети, сплетенные из коры. У каждой семьи есть такая сеть сто футов длиной, и все их соединяют, создавая длинную общую.
Добычу делят — всегда после долгих, яростных обсуждений — по проверенной временем схеме между всеми участниками охоты.
Живя изобилием леса, они не испытывают потребности в накоплении богатства. Одежду из древесной коры можно обновить через несколько часов работы. Для этого бамбути срезают кору и деревянными молотками сбивают с нее древесную смолу. Их оружие может быть истрачено и легко возобновляется. Копья и луки вырезают из твердой древесины, тетивой служит тугая кора. Стрелы и копья даже не имеют металлических наконечников, их острия только закаляют в огне. Крыши хижин они делают из широких листьев монгонго, а небольшой костер дает по ночам тепло и уют.
Лесной бог в изобилии дает им пищу, так зачем им другое имущество? Келли не знала других людей, которые были бы полностью удовлетворены своей жизнью, и этим во многом объяснялась привлекательность этого племени.
Келли с нетерпением ждала встречи с ними и расстроилась оттого, что встреча откладывалась. Сидя на бревне на покинутой стоянке, которую быстро поглощали джунгли, она обдумывала свои дальнейшие действия. Не стоило стараться угадать, в каком направлении они ушли, и глупо было идти вдогонку. Их следы давно уничтожены дождями и лесными животными, а Келли хорошо знает лишь небольшой участок леса.
Здесь двадцать тысяч неведомых квадратных миль, на которых она может затеряться навсегда.
Она должна отказаться от поисков и идти к своему лагерю в Гондоле, в месте счастливого слона. Со временем бамбути найдут ее там. Нужно набраться терпения.
Келли еще немного посидела, слушая звуки леса. Вначале могло показаться, что лес безмолвен и пуст. Только когда ухо привыкает слушать тишину, начинаешь понимать, что лес всегда заполнен звуками жизни. Вечный фон этой музыки создает оркестр насекомых: гул и фоновый звук, как легкое прикосновение к струнам скрипки, щелканье и стук крошечных кастаньет, вой и визг духовых инструментов.
На верхних ярусах кричат и поют птицы, обезьяны перелетают с ветки на ветку, а внизу, по листве лесной подстилки, бегают и таинственно шуршат карликовые антилопы.
Теперь, внимательно прислушавшись, Келли подумала, что слышит очень далекий и ясный свист в кронах деревьев: старый Сепо торжественно клялся, будто так хамелеон с хохолком объявляет, что соты переполнились и начинается время меда.
