— Ха! — Нинь кашлянул и увлажнил губы чаем из чашки. — Это потребует некоторого размышления. Дадите мне неделю на решение?
— Конечно, мистер Нинь.
— Такое решение нельзя принимать между делом. Нам понадобится человек умный, преданный и… — он помешкал, обдумывая эпитеты, — достаточно жесткий и сильный, но дипломатичный. Я сообщу вам свое решение по телефону. Где вы будете, сэр Питер?
— Ну, завтра утром я лечу в Сидней, а оттуда сразу в Найроби и Кахали, чтобы лично встретиться с президентом Таффари. Но на моем самолете есть прямая спутниковая связь. Вы сможете связаться со мной так же легко, как если бы я был в соседней комнате.
— Эти современные машины, — покачал головой Нинь. — Старику иногда трудно к ним приспособиться.
— Мне кажется, что у вас только опыт и мудрость старика, мистер Нинь. А смелость и энергия молодого человека, сэр, — сказал Таг — и не совсем из лести. Нинь Хэнсу благодарно наклонил голову.
Чэнгун терпеливо ждал самого удобного момента, чтобы передать отцу подарок, который привез ему из Африки. Прошло почти две недели с посещения Тайваня сэром Питером Харрисоном, а отец все еще не объявил семье, кто из его сыновей будет руководить операциями синдиката в Убомо.
Братья знали, что это будет кто-то из них. Знали с того момента, как англичанин сделал свое предложение. Чэнгун видел, как они напряженно подались вперед, и понимал, что в его глазах — такое же ожидание и возбуждение. С тех пор братья ходили друг вокруг друга, как псы, готовые кинуться в бой. Размеры инвестиций «Удачливого дракона» в синдикат Убомо беспрецедентны. Когда проект будет полностью профинансирован и развернут, семье придется вложить почти миллиард долларов, в основном взятых в банках Гонконга и Японии.
Это должен быть один из сыновей. Нинь Хэнсу никогда настолько не доверится чужаку. Только возраст заставляет его передать эту задачу другому человеку. Совсем недавно он взял бы дела в Убомо в свои руки, но теперь сыновья поняли, что ему придется выбрать одного из них, и каждый готов был убить за такую честь. Этот приказ послужил бы окончательным обрядом посвящения, после чего стало бы ясно, кого Хэнсу делает своим наследником.
Чэнгун жаждал этой чести с такой страстью, что не мог спать и потерял аппетит. За две недели с отъезда сэра Питера он похудел, побледнел, у него ввалились щеки. Теперь, когда он тренировался в спортивном зале с нанятыми спарринг-партнерами, тело его стало худым почти до истощения. Сквозь жесткий слой мышц проступало каждое ребро. Однако его удары и пинки не утратили силы и ярости. Когда он сражался, его глаза, утонувшие в темных, как кровоподтек, впадинах, лихорадочно блестели.
Он отыскивал любой предлог, чтобы побыть в обществе отца. Даже когда старик рисовал, или медитировал с конфуцианцем-священником в храме в саду поместья, или составлял каталог своего собрания, Чэнгун старался быть с ним, держаться поближе. Но он постоянно чувствовал, что подходящий момент для вручения подарка еще не настал. Он считал, что в конечном счете отцу придется выбирать только между вторым сыном, Ву, и им самим, Чэнгуном.
Старшему брату, Фаню, пусть решительному и безжалостному, не хватает хитрости и коварства. Он хороший боец, но не лидер. У третьего сына, Линя, переменчивый нрав; умом он не меньше Ву или Чэнгуна, но легко впадает в панику и склонен приходить в ярость, когда обстоятельства складываются против него. Линь никогда не возглавит «Удачливого дракона». Возможно, он станет вторым номером, но никогда — первым. Нет, рассуждал Чэнгун, выбирать будут между ним и Ву.
Еще ребенком он видел в Ву своего главного соперника и поэтому злобно ненавидел его.
Пока была жива его мать-англичанка, она защищала Чэнгуна от сводных братьев. Но после ее смерти он оказался в их власти.
Ему потребовалось много лет, чтобы научиться отстаивать свою независимость и заслужить доверие отца.
Чэнгун понимал, что сейчас ему выпал единственный шанс получить превосходство. Отец стар, не просто стар — дряхл. Несмотря на, казалось бы, неограниченные запасы сил старика, Чэнгун чувствовал, что отец близок к смерти. Она может прийти в любой день. Чэнгун холодел при этой мысли.
Он знал, что, если не укрепит свое положение, Ву при помощи остальных братьев отнимет у него все, как только отец умрет. Он чувствовал также, что отец готов принять решение о проекте Убомо. Час пробил. Сейчас положение напоминает тихую заводь, но вот-вот все изменится, начнется разлив, а он так и будет стоять на грязном берегу.
— Достопочтенный отец, у меня кое-что есть для вас. Маленький, скромный знак моего уважения и благодарности. Могу я преподнести его?
Судьба словно сговорилась с Чэнгуном. Сегодня старик был бодр и подвижен, мысль его быстра, а в увядающее тело вернулись силы. На завтрак он съел спелую фигу и яблоко и сочинил классическое стихотворение, когда Чэнгун провожал его в храм. Это была ода горной вершине, возвышающейся над поместьем. Ода начиналась так:
Возлюбленная облаков, ласкающих ее лицо…
Хорошее стихотворение, хотя и не столь прекрасное, как картины отца и его резьба по слоновой кости, думал Чэнгун. Тем не менее, когда старик прочел стихотворение, Чэнгун захлопал в ладоши.
— Поразительно, сколько разных талантов в одном человеке. Хотел бы я унаследовать хотя бы несколько их зерен.
Может, он чуть перегнул с похвалами, но старик принял их с благодарностью и на мгновение сильнее сжал руку сына.
— Ты хороший сын, — сказал он. — А твоя мать… — его голос печально сник, — твоя мать была настоящей женщиной.
Он покачал головой, и Чэнгун, не веря своим глазам, увидел на лице старика слезы. Должно быть, ему показалось.
Его отец не склонен к слабости и сентиментальности.
Когда Чэнгун снова взглянул на него, глаза отца были чистыми и ясными, и старик улыбался.
Этим утром Хэнсу провел в храме больше времени, чем обычно. Он хотел посмотреть, как продвигается работа над его усыпальницей. Один из самых знаменитых геомантов острова специально приезжал, чтобы устроить могилу так, чтобы она не оказалась ни на голове земного дракона, ни на его хвосте. Это тревожило бы смертный сон старика.
Геомант почти час работал с компасом и лозой, направляя усилия служителей и слуг на то, чтобы правильно расположить мраморный саркофаг.
Все эти приготовления к собственным похоронам привели Хэнсу в приятное расположение духа, и, когда они закончились, Чэнгун улучил момент и спросил, может ли преподнести дар.
Лицо Хэнсу изменилось. В последние дни он редко покидал поместье. Казалось, он вот-вот откажется. Но Чэнгун предвидел нечто подобное.
Ему потребовалось только поднять руку, и «роллс», припаркованный за подстриженной живой изгородью, за прудом с лилиями, мягко вкатился в поле зрения.
Прежде чем старик смог возразить, Чэнгун помог ему сесть на заднее сиденье и накрыл ноги кашемировым ковром.
