Сцена семнадцатая
Улица в заброшенной деревне Вилья-Эпекуэн,
Аргентина
Пабло Новак, последний житель некогда оживленной деревни Вилья-Эпекуэн, едет по улицам. Мы видим разруху, окружающую его.
Здания опустели; дороги захламлены тем, что осталось после катастрофы. Тонны искореженного металла и битого кирпича заполняют горизонт. Камера фокусируется на скрежещущих педалях старого байка Пабло. Рама велосипеда проржавела. Сквозь скрип слышен голос Пабло.
ПАБЛО: В 1985 году начались дожди…
Камера отходит назад. Мы видим собаку Пабло, бегущую подле него.
ПАБЛО:…озерная вода заполнила улицы. Город долгое время находился под водой, и со временем о нем забыли. Спустя много лет вода отступила, и наш город вновь стал виден. Правда, теперь он никому не нужен.
Камера снова отдаляется, кадр охватывает ландшафт покинутого города. Пабло уезжает прочь.
Epecuén, 2014
XVII
Matadero
Я узнал о Вилье-Эпекуэн в 2012 году, когда мы создавали Imaginate. Совершенно случайно, просматривая картинки в Интернете. В поисках вдохновения и необычных локаций я часто вбиваю в поисковую строку Google что-нибудь вроде «самые красивые города мира» или «необычная архитектура» и пролистываю страницу за страницей фотографии. Как-то раз я решил ввести «заброшенные города» и наткнулся на Вилью-Эпекуэн. Эта руинированная деревня, расположенная в Аргентине, чуть южнее Буэнос-Айреса, возвышалась из водной глади подобно потерянному городу из телесериала «Игра престолов». Ее вид просто ошеломил меня. Каждая фотография походила на сцену из постапокалиптического фильма. Здания разрушены, жизни нет. Даже деревья иссохли. Белые, они торчали из земли, словно кошмарные скелеты.
У Вильи-Эпекуэн необычная история. Деревню, население которой составляло 5000 человек, затопило, когда из-за проливных дождей 1985 года вышла из строя плотина на озере Эпекуэн. Вода полностью заполнила этот некогда роскошный курорт и погребла его под своей толщей на целых 25 лет. Когда во время засухи вода отошла, начала проглядывать деревня, полностью покрытая солью и илом. Все было белым, как снег. Спустя четверть века небытия Вилья-Эпекуэн выглядела довольно жутко, но я видел во всем этом огромный потенциал. Там даже была старая бойня – двухэтажное здание, находящееся на грани коллапса. На одной ее стороне была огромная каменная надпись: «Matadero».
«Как я мог не знать об этом месте раньше? – сказал я. – Мне нужно попасть туда, пока этого не сделал кто-нибудь другой».
Когда я нахожу великолепную новую локацию вроде Вильи-Эпекуэн, мой мыслительный процесс проходит совершенно иррационально. Моя первая реакция – это вопрос к самому себе: «Так, кто еще мог бы отправиться туда?» Локация – это как бэнгер: как только новый трюк или новое место заснято на камеру, его повторение каким-нибудь другим байкером редко производит схожее впечатление. (То же можно сказать и о петле у манчестерского велодрома.) Фактор неожиданности исчезает. Скейтеры, кстати, сразу отметались: ландшафт в Вилье-Эпекуэн был слишком груб для них, слишком тяжел. А вот сделать в руинах, скажем, паркурное видео ничто не мешало.
На съемки Imaginate ушло невероятное количество времени – дедлайнов-то как бы и не было. Никто из Red Bull нас не торопил. Мы со Стю должны были закруглиться, как только будем удовлетворены своей работой и уверены в том, что выполнили ее настолько хорошо, насколько могли. Короче, у нас имелась возможность заниматься записью столько, сколько мы хотели, – ну мы и занимались. Когда мы наконец закончили все в Глазго в апреле 2013 года, я сообщил Red Bull, что хочу заняться чем-то, что предполагает более жесткий график: проектом, на протяжении которого я должен буду проживать в окрестностях локации, снять все за 2 недели и отправиться домой.
Когда они спросили меня, могу ли я что-нибудь предложить, я кивнул.
«Могу, – сказал я. – Место называется Вилья-Эпекуэн».
Я прямо-таки повернулся на этой деревне; я много читал про ее постройки и про ее жителей, искал статьи про ее историю. Фотографии, сделанные в пору ее расцвета, поражали – на них была совершенно райская деревушка 60-х годов. На берегу отдыхали гламурные особы в бикини и коротких шортах; все это немного походило на Лазурный Берег и уж точно ничего общего не имело с Данвеганом.
Вилья-Эпекуэн во всех смыслах являлась городом-призраком (ну, деревней-призраком, если быть дотошным); люди, когда-то проживавшие здесь, в основном наладили свою жизнь вдали от нее, кроме, разве что, одного фермера, волка-одиночки. Побитый жизнью старик по имени Пабло Новак проводил свои дни в прочесывании развалин и выпасе коз.
«Я был уверен в том, что до своей смерти я сумею восстановить деревню, – говорил он в одном документальном фильме. – Но я ошибся…»
Во всей этой рухляди было предостаточно шарма и помимо Пабло; все же прошлое Вильи-Эпекуэн меня несколько беспокоило. Никто не погиб, однако всем, кто здесь жил, пришлось срочно эвакуироваться и искать какое-то новое место. Предприниматели потеряли свой хлеб. Для всех это прошло очень болезненно. Да, со времени потопа прошла уже четверть века, но все же я прекрасно осознавал, что собираюсь гонять по зданиям, которые когда-то кому-то принадлежали.
Я хотел представить зрителям историю этих людей, так что фильм, базирующийся исключительно на линиях и трюках, не рассматривался. Самым лучшим вариантом было сделать необычную документалку, каждый кадр в которой должен был отдавать эпичностью и соответствовать общей жутковатой атмосфере этого места, ее апокалиптической энергетике.
Я задумал создать нечто грандиозное.
Когда я наконец прибыл в Аргентину в марте 2014 года с Дэйвом Соверби, выступавшим в роли режиссера, я сразу же убедился в том, что сделал правильный выбор. Первым, что мы увидели, приближаясь к Вилье-Эпекуэн, была бойня, которая возвышалась на горизонте словно искалеченный сжатый кулак. Опустошенная местность выглядела еще более сюрреалистично, чем на фотографиях. Мертвые деревья, все иссохшие и белые, окаймляли проселочную дорогу, ведущую в центр поселения. Прибыли мы в полдень, солнце нещадно палило, и все же это жестокое сорокаградусное пекло явило нам необыкновенную красоту, странно сочетающуюся с безжизненностью пейзажа. Под таким яростным освещением каждый оттенок, каждая поверхность – все выглядело восхитительно.
Вблизи Вилья-Эпекуэн оказалась трагическим зрелищем; потоп, превративший деревню в руины, разрушил жизни многих людей. Однако вся эта разруха давала такой простор, повсюду было столько необычных линий… Высокие стены, старые оконные выступы, плоские крыши. На заброшенной детской площадке мы обнаружили несколько качелей из старых сплетенных труб, по которым я мог скакать и катать. Дебри вроде ржавых стальных балок и разваливающихся шлакоблоков были хорошим материалом для изготовления рамп. Ввиду того что все было покрыто илом – белесым пережитком отступающих лагунных вод, – разъезжать на байке было крайне опасно. Грунт представлял собой желеобразное месиво. Когда я впервые поехал на велосипеде по улицам деревни, даже набрать достаточную скорость оказалось трудной задачей, временами мои колеса увязали будто в зыбучем песке. Еще меня беспокоили остатки зданий. У большинства домов сохранился лишь каркас. Многие находились в критически аварийном состоянии. Их фундамент и поддерживающая кирпичная кладка подверглись жестокой эрозии во время потопа, так что я должен был проверять каждую поверхность, перед тем как приниматься ездить по ней.
