– Спасибо, хозяин, – сказал парень, улыбаясь.
– Пожалуйста, – ответил Глеб и, стоя, наблюдал, как тот пьет. Закончив пить, парень поставил чашку на стол и вытер губы тыльной стороной руки.
– Ты садись, хозяин, чего стоишь? – обратился он к Глебу. – В ногах правды нет. – Он перешел на «ты», и Глеб вдруг напрягся.
– Вам еще что-нибудь нужно? – спросил он, продолжая стоять.
– Садись, я сказал! – Это прозвучало приказом.
– Я постою! – ничего умнее Глеб не придумал.
– Ну, стой! – снисходительно сказал парень. – Один живешь?
И вдруг Глеб все понял и почувствовал, как его обдало жаркой волной – Оля! Он пришел за Олей! Он связал этого человека и Олю своим обостренным чутьем ко всему, что касалось ее, осененный внезапной догадкой о связи этих двоих – они были одной стаи. В глазах и голосе человека, в его неторопливой самоуверенности была беспощадность, а в его присутствии здесь, в месте, затерянном вдали от больших дорог, – явная неслучайность.
Глеб уселся в кресло и спросил:
– Почему вас это интересует? – Ему показалось, слова его прозвучали жалко. Ему было страшно – сейчас придет Оля! Услышав лай Цезаря, он сделал над собой усилие, чтобы не обернуться.
– Ждешь кого? – спросил парень.
«В проницательности ему не откажешь», – подумал Глеб.
Цезарь между тем, бурно радуясь, бросился к нему, ткнулся носом в колено, потом повернулся к чужому, ожидая хозяйского приказа, принять его или немедленно разорвать на мелкие кусочки.
– Умница Цезарь! – сказал Глеб, кладя руку на голову собаки. Он почувствовал, как холодная струйка медленно стекает вдоль хребта – сейчас появится Оля. Ему даже показалось, что он слышит ее голос.
– Ждешь кого? – повторил парень.
Глеб не ответил и пожал плечами. Сердце глухо замерло, а потом словно рухнуло с высоты и забилось… «как овечий хвост», вспомнил он выражение деда. Он поднял глаза на парня, от души надеясь, что взгляд у него спокойный, и сказал:
– Вам что-нибудь еще?
– Угадал, хозяин, – сказал парень, улыбаясь улыбкой, от которой исходила угроза. Угроза исходила от его глуховатого голоса и полусонных, смотрящих в упор глаз. – Скажу, скажу! А ты че увял? Не боись, я хороший! – Он засмеялся неожиданно тонко.
Хамские словечки и хамская интонация подействовали на Глеба удручающе. Он не боялся этого человека и не верил, что тот способен причинить ему вред. Несмотря на многочисленные публикации в прессе о росте «немотивированных» преступлений, нормальному человеку трудно представить, что именно он может стать жертвой.
Оли все не было, и Глеб перевел дух.
«Она услышала голоса, – подумал он с надеждой, – и не решается выйти. А может, она узнала этого типа и прячется? Если через пять минут она не появится, значит, все поняла и уже не придет».
– Я вас слушаю, – сказал он, глядя в светлые зеленоватые глаза парня.
– Я спросил, ты здесь один живешь? Не слышу ответа!
– Говорите мне «вы», пожалуйста, – негромко сказал Глеб. Он начинал приходить в себя, понимая, что Оля уже не придет.
– Я спросил! – Казалось, воздух завибрировал от бешенства, прозвучавшего в голосе парня. – А ты отвечай!
Цезарь, услышав угрожающие интонации в голосе чужого, приподнял голову и заворчал, оглянувшись на Глеба.
– Ты! – Парень ткнул пальцем в собаку. – Иди сюда! Ну! К ноге! Кому сказал! – Он хлопнул себя по колену.
Цезарь снова посмотрел на Глеба. «Не сметь!» – хотел сказать Глеб, но промолчал. Он видел, что пес растерян, и вспомнил, как он появился здесь на даче около четырех лет назад, больной и голодный, как шарахался от него, Глеба, долго не верил ему и прятался под верандой, и как потом, очень нескоро, позволил погладить себя, и он, проводя рукой по густой шерсти пса, почувствовал под рукой зажившие шрамы от побоев.
– Иди, Цезарь, – приказал он негромко, – подойди! – И, обращаясь к парню, сказал спокойно: – Здесь больше никого нет.
Цезарь, неуверенно оглядываясь на Глеба, медленно подошел к парню.
– Да ты не волнуйся так, папаша, нет так нет! На нет и суда нет! – Голос его был ласково-протяжный, с издевательскими нотками. – А вот мы проверим. Не против, папаша?
– Кого вы ищете? – Глеб уже окончательно поверил, что Оля не придет.
Парень почувствовал, как изменился его голос – в нем больше не было неуверенности, и это ему не понравилось. Он любил, когда его боялись. Протянув руку, он собирался погладить подошедшего Цезаря, но пес нагнул голову, прижал уши и негромко зарычал. Парень отдернул руку и выругался.
– Сороку-воровку! – Он поднялся, отшвыривая от себя плетеное кресло, на котором сидел, и направился в дом.
– Позвольте! – начал было Глеб, но тот даже не оглянулся.
Войдя, человек остановился посреди комнаты, привыкая к полумраку, и осмотрелся. Потом подошел к письменному столу, открыл ящик, один, другой, третий, и стал вышвыривать их содержимое на пол… Письма, счета, квитанции белыми бабочками полетели на пол.
– Как вы смеете? – рванулся к нему Глеб.
Парень, не оборачиваясь, отпихнул Глеба растопыренной пятерней:
– Пошел вон!
– Ах ты, подонок! – Глеб, не помня себя от ярости, бросился к парню и ударил его кулаком в плечо, а потом, когда тот повернулся к нему, еще раз – в грудь. – Ах ты, мерзавец!
Парень словно ждал этого. Глаза его насмешливо блеснули.
– А ты, папаша, боец! – похвалил он, уворачиваясь. – А здесь у нас что? – Он взял со стола мобильник Глеба; ухмыляясь, стал просматривать фотографии. – Говоришь, один живешь, паскуда? Один? – Он растягивал удовольствие, заводясь, стоя перед Глебом и тыча мобильник ему в лицо. – Я эту суку нутром почуял! Здесь она! Больше негде… в деревне не знают… некуда ей больше деться! В ментовке говорят: труп не нашли! Я не ментовка, я найду! Хоть живую, хоть труп! – Выплевывая слова сквозь кривую улыбку, он наступал на Глеба. Глаза его стали белыми и бешеными. – И ты мне скажешь, падла! Все скажешь!
Больше Глеб не стал слушать. Разбуженный в нем прачеловек ощерился, вздыбил загривок и приготовился впиться зубами в горло врага. Сильный удар ногой в живот отбросил Глеба назад, но не остановил. Ослепленный яростью, он не почувствовал боли и, сжав кулаки, снова бросился на мужчину. Следующий удар отбросил его к стене. Он сильно ударился затылком и сполз на пол, едва не потеряв сознание. Упираясь руками в пол, он попытался подняться. Еще один удар обрушился на него, затем еще и еще…
Глеб инстинктивно прикрыл голову руками. Тело его вздрагивало от ударов. По лицу, ослепляя, текла горячая и липкая кровь.
«Кровь… – подумал Глеб. – Это моя кровь! Я сейчас умру. Убегай, Оля… уходи, глупая дурашка! Со мной вместе умрет молодая веселая рыба… и тот маленький, с пушистым хвостом, похожий на белку, теплокровный… все умрут… жаль…»
