Когда она проснулась окончательно, в квартире было темно и очень тихо. Она села на кровати, прислушалась. Ни звука не долетало ниоткуда. Она, не зажигая света, осторожно вышла из своей комнаты. Резкий телефонный звонок буквально пригвоздил ее к полу, и она замерла, затаив дыхание. Звонок повторился еще и еще. Звонил домашний телефон. Никто не снимал трубку. Она, натыкаясь на мебель, поспешила в кабинет. Фары проезжавшей машины мазнули по окнам. Кабинет был пуст. Арнольд еще не вернулся. А телефон все надрывался. Она протянула руку, застыла нерешительно.
Может, не брать, подумала, но было поздно, рука легла на трубку:
– Да?
– Это квартира Корс? – спросил напористый женский голос, голос человека, привыкшего кричать.
– Да, – ответила она.
– Вам звонят из Заречной районной больницы. Арнольд Корс вам кем приходится? Родственник?
– Муж, – сказала она.
– Арнольд Корс доставлен к нам в больницу в бессознательном состоянии, состояние тяжелое, он в реанимации.
– Что с ним?
– Избит! Его нашел прохожий с собакой, в леске Ельница, на окраине города. Слава богу, что жив. Места живого нет. Состояние очень тяжелое.
– Я сейчас приеду! – закричала она.
– Пишите адрес! – Женщина продиктовала адрес больницы, и вслед за этим раздались частые сигналы отбоя.
Она включила настольную лампу, посмотрела на часы. Они показывали четверть второго. В квартире стояла кладбищенская тишина; было слышно, как потрескивает мебель. Сухо и равнодушно тикали часы.
В шкафу в спальне нашла джинсы и футболку, переоделась. Положила в сумочку деньги, носовой платочек, еще кое-какие мелочи, сдернула с вешалки в прихожей куртку и вышла, захлопнув за собой дверь.
* * *
– Он все время зовет Марту. – Ночная сестра, средних лет женщина, смотрит с любопытством. – Это вы Марта?
– Да, – ответила молодая женщина. – Как он?
– Состояние тяжелое. Перелом основания черепа, сломаны три ребра, правая рука и ключица, многочисленные ушибы. Это же как надо озвереть, чтоб так бить! Народ с ума сходит, убьют за копейку. Денег с собой много было?
– Не знаю…
– Да теперь и без денег могут. Понапиваются и море по колено. Ну, будем надеяться. У нас хирурги хорошие.
Женщина вошла в палату, осмотрелась. Горела неяркая лампочка под потолком. У изголовья кровати – обшарпанная тумбочка. Облупившаяся штукатурка на стенах. Она остановилась, не решаясь подойти к койке, на которой под блекло-синим одеялом лежал забинтованый человек. Потом, пересилив страх, подошла. Арнольд лежал с закрытыми глазами. Она нагнулась над ним. Ей показалось, он не дышит. Но он дышал, совсем слабо и бесшумно.
– Жив! – сказала сестра, и она вздрогнула. – Валерьяночки принести?
– Не нужно, – ответила она тихо. Пододвинула стул к кровати и села.
– Если что, зовите, вот звонок, нажмете эту кнопочку, – сказала сестра и вышла, шелестя накрахмаленным халатом.
Больница живет своей жизнью. Через стеклянный верх двери падает свет из коридора, там ходят люди, переговариваются негромкими голосами. Где-то стонет человек. Звякает посуда. Кто-то тяжело пробежал по коридору. Захлопали двери. Тоскливо пахнет больницей: скудной больничной едой, застиранным бельем, дезинфекцией. Палата Арнольда, как остров. Звуки извне не нарушают густой и тягучей тишины его пристанища.
Она кладет руку ему на лоб. Лоб холодный. Она пугается. Прикасается ладонью к его губам. Теплые! Зовет тихонько:
– Арнольд! Арнольд!
Ей кажется, его веки дрогнули. Она ждет, что он откроет глаза. Но глаза его по-прежнему закрыты. И она продолжает сидеть на стуле у кровати, не сводя взгляда с его страшного распухшего лица.
Видимо, она задремала.
– Марта! – позвал вдруг мужчина негромко. – Марта!
Женщина испуганно вздрогнула; наклонилась над ним.
– Марта, – повторил Арнольд настойчиво, – не уходи! – Глаза его были открыты, и он смотрел в угол комнаты.
– Арнольд! – позвала она, тоже оглянувшись на угол. – Арнольд, вы меня слышите? – Она поправила его подушку, на миг заслонив собой угол комнаты.
– Марта, – повторил он, недовольно нахмурясь и продолжая смотреть в угол комнаты, – я же знаю, что ты здесь… не молчи!
Женщина проследила его взгляд, и ей показалось, что там кто-то есть. Мгновенный ужас пронзил ее. Она позвала:
– Арнольд!
– Марта! Я думал… ты уже никогда не придешь… – Женщине показалось, что он засмеялся. – Я люблю тебя, Марта, дурочка ты моя ненаглядная… Прости меня! Прости… ты же знаешь, я не хотел… это все из-за… проклятой подвески… проклятый камень… Зачем? Ты одна у меня… навсегда… навсегда…
Женщина стояла у кровати, боясь пошевелиться, вслушиваясь в неясные речи Арнольда. Она плакала; слезы текли по лицу, оставляя холодные дорожки.
– Святой Патрик! – отчетливо произнес Арнольд. – Святой Патрик… Море желтых роз… для тебя… Желтые розы к разлуке… Я всегда любил тебя, ты же знаешь… не уходи, Марта!
Он застонал, глаза у него закрылись. Женщине показалось, что он умирает. Она в ужасе вскочила со стула, готовая бежать и звать на помощь, но тут Арнольд вдруг сказал:
– Бабушка… я не хочу домой! Все дети играют… еще немного, пожалуйста… Еще совсем рано… – Лицо его было сосредоточенным, и женщине пришло в голову, что он слышит голоса, и они отвечают ему. – Марта, скажи ей… – Он всхлипнул. – Я не хочу! – И после паузы: – Я хочу к тебе, Марта… Не оставляй меня, Марта… Я хочу к вам… Марта! Марта!
Хрипящий звук вырвался из груди Арнольда… Женщине показалось, что он пытается встать… Из уголка рта показалась струйка крови… Она рванулась к двери, забыв о кнопке, на которую нужно нажать. Когда она через несколько минут вернулась, приведя с собой сестру, Арнольд был мертв. Сестра привычным жестом провела рукой по его лицу, закрывая глаза, и перекрестилась.
* * *
Она вышла из больничного вестибюля и побрела вдоль улицы. Улица была пустынна. Горели тусклые фонари. Ночь все еще длилась. Бесконечная ночь. Эхо ее шагов гулко металось между домов по сторонам улицы. Ей казалось, что она сейчас упадет прямо на улице от отчаяния и горя. Что же теперь делать?
Она устала бояться, она устала прятаться, она устала шарахаться от собственной тени. Сейчас ей было все равно и хотелось только одного: упасть на постель и уснуть. Навсегда. Она дотронулась рукой до монетки с барашком. Монетки, заговоренной де Браггой. Которая не помогла…
«Как же не помогла? – вдруг подумала она и даже остановилась. – Я жива, я снова исчезла, они меня потеряли, и у меня теперь новое имя. Помогла!»
Она побрела дальше, бормоча про себя:
– Я теперь не Наташа… я не Оля… я – Марта!
