– То есть вы действительно считаете, что человеческий разум появился по недосмотру няньки-природы? – спросил Маренич.
– Это вы хорошо сказали – няньки! Нянька, уронившая младенца… забывшая перепеленать, оставившая голодным. Природа – только нянька, и разум – не ее недосмотр и не ее ошибка! Беру свои слова обратно. Я думаю, разум – творение совсем других рук. Природа здесь ни при чем.
– Создатель? Вы всерьез допускаете…
– Судите сами! Человек – сплошное противоречие. Его разум постоянно борется с инстинктами, и он не гармоничен, как любое другое творение природы… Возьмите животный мир… или растительный. Там – гармония. А человек? Постоянная борьба с собой. Не стала бы природа давать ему разум. Без разума ему было бы намного проще…
– И в животном и в растительном мире хищник пожирает слабого. Разве это гармония?
– С точки зрения естественного отбора. Но законы естественного отбора также действуют и в человеческом мире, где они совсем не нужны, ибо человек наделен разумом. А это уже дисгармония. Инстинкт и разум – вечное противоборство.
– Значит, разум нам не нужен?
– Ничего, кроме проблем, он вам не приносит. Разве я не прав? Но… хотелось бы верить, что все на свете имеет смысл. Ваш разум – это тонкий инструмент в руках дикаря… извините ради бога! Который даже не понимает хорошенько, что это такое. Разве вы можете сказать, что вам известно все о возможностях вашего мозга?
– Не такого уж дикаря! А наша цивилизация?
– Да, цивилизация…
Они молчали; задумчиво смотрели на заснеженные розовеющие горные вершины, на темный лес вдали. Из ущелья тянуло холодом. Высоко наверху появились первые дрожащие иголки звезд.
– Послушайте, – сказал вдруг Маренич, – а что, если я скажу вам, кто вы, гипотетически, разумеется, и откуда пришли?
– Интересно послушать. Хотя я прекрасно знаю, что именно вы собираетесь сказать.
– Знаете? Что?
– Что мы ваши потомки из далекого будущего. Должен сказать, что эта идея мне не особенно по вкусу. Но я готов принять ее за неимением лучшей.
– Почему? Возможно, в далеком будущем человек наконец научился подавлять инстинкты и жить исключительно разумом, жизнь стала совершенной…
– Не уверен, что мир будущего так уж совершенен.
– Почему?
– Я думаю, что мы попали сюда не по своей воле и не в результате аварии. Нас просто пытались спасти – что-то произошло там, и нас вытолкнули…
– Война?
– Возможно. А поэтому, возвращаясь к сказанному ранее о двойственности человека, должен заметить, что, по моему разумению, над его созданием поработали двое – Мастер и Ремесленник. Ремесленник-природа слепила его, как всякое другое существо животного мира, а Мастер, избрав для целей, которые нам в нашем младенчестве неведомы и непонятны, вдохнул разум и душу. И смотрит, как мы барахтаемся, пытаясь встать на ноги, уничтожаем друг друга и мучительно ищем смысл в собственном существовании…
Раздались легкие быстрые шаги, на веранде появилась девочка и сказала:
– Мама зовет ужинать!
– Спасибо, Вика, передай маме, что мы уже идем, – ответил де Брагга, и мужчины поднялись.
– Вика, а где Коля? – спросила Елена Николаевна, когда все расселись вокруг стола. – Ты сказала ему, что все уже за столом?
– Мама, Коля занят, – укоризненно ответила Вика.
– Я ничего не хочу слышать! Немедленно иди и позови его! – В голосе Елены Николаевны послышались стальные нотки.
– Мамочка, Коля занят! – с нажимом сказала Вика. – Он работает. Его нельзя отвлекать.
Мужчины переглянулись. Де Брагга наблюдал сценку с живейшим любопытством, Маренич – с легким беспокойством.
– Но он должен поесть, – сбавила тон Елена Николаевна.
– Я покормлю его потом, не беспокойся, – сказала Вика. – Разогрею, покормлю и все уберу. Не беспокойся.
Елена Николаевна, уступая, слегка пожала плечами и подумала, что дочка становится слишком самостоятельной и упрямой. Она еще не решила, хорошо это или плохо…
Как-то незаметно Елена Николаевна взяла на себя роль домоправительницы в замке господина де Брагги. Она нанимает и рассчитывает прислугу, пытается разобраться в запутанной бухгалтерии обширного его хозяйства. Берет уроки испанского языка. Знание английского очень ее выручает. Прислуга ходит по струнке, вечно нетрезвый садовник бросил пить и починил наконец парники. Зимой к столу у них собственная зелень и овощи.
Она начала ремонт южного крыла замка, где собирается устроить открытый для публики музей. Часами сидит с архитектором и подрядчиком, учится читать чертежи и проверяет счета.
– Мы устроим прием по случаю открытия музея, – говорит Елена Николаевна, – нужно обсудить список гостей и программу.
Она работает в своем кабинете до полуночи. Маренич, проходя по коридору мимо открытой двери – она держит дверь открытой, чтобы быть в курсе всего происходящего в доме, – останавливается и любуется ее вдохновенным лицом, удивляясь, что сухие цифры сумели увлечь такую красивую женщину, как Елена Николаевна. Она по-прежнему очень красива, правда, чуть располнела, и седины добавилось. Но выглядит она моложе, чем раньше, да и улыбается чаще.
Счастлива ли она? А что такое счастье, позвольте вас спросить? Она довольна, скажем так. Она ничего не хочет менять в своей теперешней жизни и ни о чем не жалеет. Она достигла своей гавани и намерена остаться здесь до… долго-долго! Сюда, придет время, будет приезжать на каникулы Вика… Сюда она будет привозить своих детей и оставлять их на лето дышать горным воздухом.
Она любит и глубоко уважает Маренича, а для женщин ее типа уважение не менее важно, чем любовь.
Маренич работает на господина де Браггу, занимаясь тем, чем занимался почти всю жизнь – делом, которое ему интересно и которое он знает.
* * *
Риека руководит «Касабланкой», стараясь ничего не менять и сохранить дух той, прежней «Касабланки». Готовит программу в память папы Аркаши. Ввиду того что она находится в интересном положении, свою богиню Майю она репетирует с девочкой из Центральной Азии, смуглой и узкоглазой, которую подобрала прямо на улице, как в свое время папа Аркаша подобрал Орландо.
– Когда же мы поженимся? – время от времени спрашивает Крыников. – А свадебный банкет?
– Когда? – отвечает Риека рассеянно. – Да ты посмотри на меня! – смеется она. – По-твоему, я похожа на невесту? – Выглядит она действительно не наилучшим образом. Даже под обильным гримом видны синяки под глазами, отекшее лицо…
– Давай, лучше устроим крестины, – говорит она. – Уже недолго осталось.
– Но мы хоть поженимся? – настаивает Крыников.
– Конечно! – успокаивает его Риека. – И отметим в узком кругу. Прямо здесь, в «Касабланке». Дай мне закончить программу, еще недельки две-три, лады?
