– Не слушай его, все не так уж плохо, – сказала Пегги из чувства женской солидарности. – Мужчины вечно из любой царапины драму устраивают.
– Все Они Просто Большие Трогательные Дети, – сказала Глэдис. Это вызвало задумчивую паузу.
– А это ты откуда взяла? – спросил Мокриц.
– Информация Была Сообщена Мне Продавщицей Марок Глендой.
– Тогда отныне я запрещаю…
Большие двери распахнулись. В них ворвался гвалт с нижних этажей, и вместе с шумом, словно оседлав воздушную волну, влетел господин Бент, угрюмый и слишком блестящий для столь раннего часа.
– Доброе утро, сэр, – сказал он ледяным тоном. – Улица перед Банком полна людей. Могу ли я воспользоваться случаем и поздравить вас с опровержением теории, столь модной на сегодняшний день в Незримом Университете?
– А? – не понял Мокриц.
– Полагают, будто существует бесконечное количество вселенных, которое предоставляет достаточно места, чтобы все, что только может случиться, таки случилось. Это, конечно, ерунда, которую мы принимаем всерьез только потому, что приравниваем слова к реальности. Однако теперь я могу доказать свою позицию, поскольку в таком бесконечном множестве миров должен быть и такой, где я аплодирую вашим недавним действиям, и можете поверить мне на слово, сэр, бесконечность не так велика! – Он выпрямился во весь рост. – Люди ломятся в двери! Хотят закрыть свои счета! Я же говорил вам, что банковское дело зиждется на доверии и стабильности!
– О, боги, – сказал Мокриц.
– Люди требуют золота!
– Мне казалось, вы сами обеща…
– Это было метафорическое обещание! Я же говорил, что оно основано на взаимном понимании, что никто на самом деле его не потребует!
– Сколько человек хотят забрать свои вклады? – спросил Мокриц.
– Около двадцати!
– Как-то они слишком громко шумят, не находишь?
Господин Бент неловко помялся.
– Ну, есть и другие, – сказал он. – Несколько человек сбито с толку и хотят сделать вклады, но…
– Сколько?
– Человек двести-триста, но…
– Сделать вклады, говоришь? – спросил Мокриц. Господин Бент поерзал.
– Совсем пустяковые суммы, доллар тут, доллар там, – отмахнулся он. – Видимо, они считают, что у вас «припрятан козырь в рукаве». – Кавычки дрожали, как порядочная девица, подобравшая дохлую мышь.
В глубине души Мокриц дрогнул. Но в то же время он почувствовал порыв ветра, подувшего в лицо.
– Тогда не будем их разочаровывать, – сказал он и подхватил золотой цилиндр, все еще немного липкий. Бент впился в него взглядом.
– Другие банки в бешенстве, – сказал он, поспешно отскочив в сторону, когда Мокриц, окончательно войдя в должность распорядителя монетного двора, направился на выход.
– Это хорошо или плохо? – бросил Мокриц через плечо. – Подскажи мне, что там за правило у банковских ссуд? Я где-то слышал. Что-то о процентах.
– «Бери вдвое дешевле, ссужай вдвое дороже, стремись выиграть втрое»? – сказал Бент.
– Точно! Я тут подумал, мы же можем снизить эти цифры, да?
– Это Анк-Морпорк! Банк должен оставаться крепостью! А это недешево!
– Но мы же можем их немного скорректировать? Мы ведь не выплачиваем проценты по вкладам меньше ста долларов, верно?
– Да, это так.
– Значит, отныне любой желающий может положить на счет пять долларов, и мы начнем выплачивать проценты намного раньше. Это должно разгладить бугры в матрацах, правда??
– Сэр, я протестую! Это вам не игра!
– Уважаемый господин Бент, это именно игра, старинная игра под названием «Что еще сойдет нам с рук?».
Толпа шумела. Мокриц и Бент вышли на открытую площадку с видом на центральный холл банка, – точь-в-точь вид с церковной кафедры на грешников, – и море лиц повернулось к Мокрицу, и ненадолго все смолкли. Потом кто-то выкрикнул:
– Ты сделаешь так, чтобы мы все разбогатели, господин фон Липвиг?
«Ах, черт, – подумал Мокриц. – Зачем они все здесь?»
– Я изо всех сил постараюсь прибрать к рукам ваши деньги, – пообещал он.
Это вызвало всеобщее одобрение. Мокриц не был удивлен. Скажи кому-нибудь, что хочешь его ограбить, – и заработаешь себе репутацию честного человека.
Развешанные уши навострились в ожидании, и здравый смысл покинул Мокрица. А губы сами произнесли:
– И чтобы я получил побольше, я предлагаю – точнее, председатель предлагает – перейти на однопроцентную ставку по всем вкладам от пяти долларов на год.
Старший кассир задохнулся, но толпа не пошевелилась – все придерживались чулочно-матрацных взглядов. Новость скорее произвела неблагоприятное впечатление. Потом кто-то поднял руку и спросил:
– Не дороговато ли за то, что мы сунем свои же деньги в ваши подвалы?
– Нет! Это то, столько заплачу вам я за возможность на год засунуть ваши деньги в наши подвалы, – растолковал Мокриц.
– Ты?
– Конечно. Верьте мне.
Лицо спрашивающего исказилось привычной гримасой тугодума, который пытается поспеть за сказанным.
– И в чем подвох? – спросил он наконец.
«Во всем, – подумал Мокриц. – Для начала, я буду держать их не в своем подвале, а в чужом кармане. Но тебе сейчас лучше об этом не знать».
– Никакого подвоха, – ответил он. – Если вы кладете на счет в нашем банке сто долларов, то через год у вас на счету будет сто один доллар.
– Это ты все красиво говоришь, но где таким, как я, взять сто долларов?
– Прямо здесь, если вложить один доллар и подождать… сколько, господин Бент?
Старший кассир фыркнул.
– Четыреста шестьдесят один год!
– Да, да, придется подождать, зато пра-пра-пра-и-далее внуки будут вами гордиться, – сказал Мокриц, перекрывая смех. – Но я скажу вам, что я сделаю. Если сегодня вы вложите какие-то пять долларов, то в понедельник получите от нас бесплатный доллар. Бесплатный доллар, дамы и господа, станет вашим, и где вы еще услышите такое заманчивое предложение…
– Настоящий доллар, интересно мне знать, или очередную фальшивку?
У входа произошла суматоха, и в зал ворвалась Пуччи Шик. Точнее, попыталась ворваться. Грамотное врывание нужно продумать и желательно отрепетировать. Нельзя просто импровизировать и надеяться на лучшее. Это обязательно кончится толкотней. Два тяжеловеса, поставленных расчищать путь в толпе, потерпели численное поражение, а следом за ними застряли и более стройные молодые люди, которые вели на поводках элитных белых гончих Пуччи. Ей пришлось расталкивать толпу самой.
