– Не уверен, – сказал Мокриц, сняв с полки обитый кожей томик и открыв его наугад. – Гляди, это же дневник старика. Целые годы дневников. Боги мои, десятилетия!
– Давай опубликуем и заработаем состояние, – предложила Дора Гая и ткнула ногой в груду барахла. – В обложках без рисунков, конечно же.
– Нет, ты не понимаешь. Здесь может быть написано про господина Бента! Какая-то его тайна… – Мокриц провел пальцем по корешкам. – Посмотрим, ему сорок семь, он появился в банке, когда ему было тринадцать, а несколько месяцев спустя кто-то пришел его искать. Старому Шику они не понравились… Ага! – Он снял с полки пару томиков. – Вот что может нам помочь, они примерно той поры…
– Что это за штуки и почему они звенят? – спросила Дора Гая и показала ему странного вида приспособления.
– Откуда мне знать?
– Ты же мужчина.
– Ну да. И что с того? Я-то этим не увлекаюсь.
– Знаешь, а мне кажется, это что-то вроде хрена, – задумчиво проговорила Дора Гая.
– Прости?
– Ну… то есть хрен хорошо идет к сэндвичу с говядиной, и ты берешь немножко из банки. Но в какой-то момент одной ложки уже…
– Не хватает, – подхватил Мокриц завороженно.
– …И ты берешь две ложки, две перерастают в три, в конце концов хрена становится больше, чем мяса, и в один прекрасный день ты понимаешь, что мясо выпало, а ты даже не заметил.
– Сомневаюсь, что это подходящая метафора, потому что видел я, как ты делаешь сэндвичи с хреном, – сказал Мокриц.
– Допустим, но она все равно хорошая, – сказала Дора Гая. Она нагнулась и подобрала что-то с пола. – Вот твои ключи. Если повезет, мы никогда не узнаем, как они здесь оказались.
Мокриц взял связку. Она была тяжелая – на ней висели ключи самых разных размеров.
– И что нам делать со всем этим добром? – спросила Дора Гая и снова пнула вещи. Груда заколыхалась, и в глубине что-то пискнуло.
– Сложим обратно в сервант? – предложил Мокриц неуверенно. Куча безжизненного барахла имела угрюмый инопланетный вид, ну или напоминала морское чудище, которое бесцеремонно вытащили на свет из мрака родной пучины.
– Не думаю, что мне это под силу, – сказала Дора Гая. – Давай просто оставим дверь открытой, и пусть оно само заползет обратно. Эй! – Последнее было обращено к Шалопаю, который бойко улепетывал из комнаты, зажав что-то в зубах.
– Скажи мне, что это была обычная резиновая косточка, – попросила она. – Пожалуйста.
– Не-а. – Мокриц покачал головой. – Это описание было бы в корне неверным. Я думаю, это было… был… короче, это не резиновая косточка.
– Но подумай, – сказал Хьюберт, – разве мы бы не знали, если бы золото было украдено? Люди не молчат о таких вещах! Я почти уверен, что у нас брак в перекрестном многоклапаннике, вот здесь. – Он постучал по тонкой стеклянной трубке.
– Фомневаюфь, что Хлюпер ошибайтфя, гофподин, – ответил Игорь хмуро.
– Игорь, ты ведь понимаешь, что если Хлюпер не ошибается, то мне придется поверить, что в нашем хранилище не осталось золота?
– Уверен, Хлюпер не допуфкайл ошибки, гофподин. – Игорь вынул из кармана доллар и подошел к колодцу. – Будь добр, гофподин, профледи за фтолбиком утраченных фредфтв, – попросил он и бросил монету в темные воды. Она сверкнула в последний раз и утонула в стоячих водах, миновав карманы Человечества.
В одном из углов изогнутой стеклянной трубчатой системы Хлюпера поднялся вверх маленький синий пузырек. Болтаясь из стороны в сторону на пути вверх, он вырвался на поверхность с тихим «хлюп!».
– Ох, мамочки, – сказал Хьюберт.
Неписаный закон комического жанра гласит, что когда два человека обедают за столом, рассчитанным на двадцать персон, они садятся на противоположных его концах. Мокриц и Дора Гая не стали пробовать – они просто сели друг рядом с другом. Глэдис встала в дальнем конце, с салфеткой, перекинутой через руку, обиженно сверкая глазами.
Бараний череп ничуть не помог Мокрицу в его нынешнем состоянии. Пегги расположила блюдо в центре стола и расставила вокруг цветы, но модные солнечные очки действовали ему на нервы.
– Хороший ли у големов слух? – спросил он.
– Отменный, – ответила Дора Гая. – Не волнуйся, у меня есть план.
– Прекрасно.
– Нет, правда. Завтра мы идем с ней на прогулку.
– А нельзя просто… – Мокриц замешкался и беззвучно произнес: – Поменять слова у нее в голове?
– Она свободный голем! – возразила Дора Гая. – Как бы тебе такое понравилось?
Мокриц вспомнил Сычика и репку.
– Не очень, – признал он.
– Сознание свободных големов нужно менять силой убеждения. Думаю, я справлюсь.
– Завтра ведь должны прибыть твои золотые големы?
– Надеюсь.
– Насыщенный будет день. Я запускаю бумажные деньги в оборот, а ты будешь водить золото по улицам.
– Мы не могли оставить их под землей. И вообще, они могут оказаться не золотыми. С утра схожу к профессору Флиду.
– Мы сходим к нему. Вместе!
Она похлопала Мокрица по руке.
– Не бойся. Бывают вещи и похуже золотых големов.
– Что-то ничего не приходит в голову, – сказал Мокриц – и пожалел об этом впоследствии. – Я хочу отвлечь людей от мыслей о золоте…
Он умолк и посмотрел на барана, который уставился на него в ответ невозмутимо и загадочно. Мокрицу почему-то показалось, что барану не хватает саксофона и черного берета.
– Они же искали его в хранилище? – подумал он вслух.
– Чтобы проверить? – не поняла Дора Гая.
– Он должен был отправиться туда. Единственное, на что всегда можно положиться, так? Основа всего, что имеет ценность?
– Кто – он?
– Господин Бент в банковском хранилище! – воскликнул Мокриц и вскочил так быстро, что опрокинул стул. – У него есть все ключи!
– Что? Это тот тип, который слетел с катушек после того, как ошибся?
– Он самый. У него Прошлое.
– С большой буквы П?
– Именно! Пойдем, надо спуститься в хранилище!
– Я думала, у нас будет романтический ужин?
– И он будет! Как только мы его оттуда достанем!
Единственным звуком в хранилище был стук каблука Доры Гаи. Это очень раздражало Мокрица, который расхаживал взад-вперед перед дверью хранилища в свете серебряных подсвечников, прежде украшавших обеденный стол.
– Я надеюсь, Эймсбери не даст бульону остыть, – сказала Дора Гая.
Топ-топ-топ-топ.
– Во-первых, – сказал Мокриц, – чтобы открыть такой сейф, нужно носить прозвище Ловкие Пальцы, а во-вторых, моих отмычек тут явно недостаточно.