– Вы все знали?
– Это же не драконья магия.
– И зачем вы дали мне этот жуткий клинок?
– И впрямь безвкусная вещь, – согласился Витинари, забирая у него оружие. – Она могла бы принадлежать кому-то, например, по имени Кракс Грозный. Мне было просто интересно убедиться, что держать его в руках тебе будет еще страшнее. Ты вообще не склонен к насилию…
– Можно было обойтись и без этого! – сказал Мокриц. Дора Гая улыбалась.
– Господин фон Липвиг, господин фон Липвиг, ничему тебя жизнь не учит, – сказал Витинари, пряча клинок в трость. – Один из моих предшественников бросал людей на растерзание диким черепахам. Мучительная смерть. Он считал это уморительным. Извини, если мои забавы более интеллектуальны. Дай-ка подумать, что же еще? Ах да, с прискорбием сообщаю, что человек по имени Сычик Клямс скончался.
Как-то он это сказал…
– К нему явился ангел?
– Вполне возможно, господин фон Липвиг. Но если тебе понадобится художник для новых проектов, уверен, во дворце найдется человек, способный тебе содействовать.
– Значит, так оно и было суждено, – сказал Мокриц. – Я рад, что он теперь в лучшем месте.
– Уж точно в более сухом. А теперь ступайте. Можете воспользоваться моей каретой. Тебе пора открывать банк! Мир продолжает вертеться, и сегодня утром он вертится на моем столе. Шалопай, за мной.
– Я бы хотел внести одно предложение, которое может помочь? – спросил Мокриц, когда Витинари собрался уходить.
– Какое же?
– Почему бы вам не рассказать остальным правителям Равнин о золотом секрете? В таком случае никто не сможет использовать големов как солдат. Это разрядило бы обстановку.
– Гм, интересно. А ты согласна с этим, госпожа Ласска?
– Да! Нам не нужны армии големов! Это правильная мысль!
Витинари наклонился и дал Шалопаю собачье печенье. Когда он выпрямился, в его лице произошла едва заметная перемена.
– Прошлой ночью, – сказал патриций, – какой-то предатель отправил золотой секрет правителям всех крупных городов Равнин семафорным сообщением, источник которого никак не удается обнаружить. Это же был не ты, господин фон Липвиг?
– Я? Нет!
– Но ты же сам это предложил. Это можно расценить и как измену.
– Я только что вам это сказал! Вы не можете повесить все на меня! И потом, это была правильная мысль, – добавил он, стараясь не смотреть в глаза Доре Гае. – Если мы не подумаем о том, как не использовать пятидесятифутовых големов-убийц, подумает кто-нибудь другой.
Он услышал, как она хихикнула, впервые в жизни.
– Сейчас у нас есть сорокафутовые големы-убийцы, госпожа Ласска? – спросил Витинари со строгим видом, как будто собирался добавить: «Надеюсь, вы привели достаточно на всех!»
– Нет, сэр. Их нет, – ответила Дора Гая, стараясь сохранять серьезность, но безуспешно.
– Тогда ничего страшного. Какой-нибудь гений однажды непременно придумает и это. И когда это случится, не колеблясь воздержись от того, чтобы приводить их к себе домой. Между тем у нас на руках есть такой вот печальный результат. – Витинари покачал головой в самой искренней, по мнению Мокрица, напускной досаде и продолжал: – Армия, которая подчинится кому угодно в блестящей куртке, с рупором в руках и эмийским переводом фразы «Выкопайте яму и заройтесь в ней», превратит любую войну в увлекательный фарс. Можете не сомневаться, я созову следственный комитет. Он будет работать без отдыха, не считая обязательных перерывов на чай с печеньем, пока не найдется виновник. Я выражу свою личную в этом заинтересованность.
«Ну конечно же, – думал Мокриц. – И хотя многие слышали, как я отдавал приказы на эмийском, лично я бы поставил на человека, который считает войну бессмысленным переводом клиентуры. На человека, из которого аферист лучше, чем из меня, который считает любой комитет чем-то вроде мусорной корзинки, который каждый день превращает шипение в сосиски…»
Мокриц и Дора Гая переглянулись – и согласились взглядами: это он. Конечно он. Низз и все остальные поймут, что это он. Микробы, живущие на замшелых стенах, должны знать, что это он. И никто ничего не докажет.
– Можете нам доверять, – сказал Мокриц.
– Да. Я знаю, – сказал Витинари. – За мной, Шалопай. Тебя ждет тортик.
Мокрицу не хотелось снова садиться в карету. Кареты теперь вызывали у него неприятные ассоциации.
– Он ведь выиграл, да? – спросила Дора Гая.
Вокруг клубился туман.
– Во всяком случае, председатель теперь ест у него из рук.
– Так вообще можно?
– Кажется, это подпадает под принцип quia ego sic dico.
– Но что это значит?
– «Потому что я так сказал», если не ошибаюсь.
– Хорошенький принцип!
– Вообще говоря, единственный, который ему нужен. В общем и целом он мог бы…
– Ты должен мне пять тыщ, гошподин Штеклярш!
Фигура вышла из мрака и в одно мгновение очутилась за спиной у Доры Гаи.
– Давай без глупоштей, гошпожа, у меня ждесь ножик, – сказал Криббинс, и Мокриц услышал, как Дора Гая сделала глубокий вдох. – Твой приятель обещался заплатить мне пять штук за донос на тебя, а раз уж ты сам донес на себя и упрятал его в шумашедший дом, я подумал, выходит, теперь ты мне должен?
Мокриц медленным движением ощупал карман, но там было пусто. Его маленькие помощники были конфискованы: в Танти не любили, когда ты приходил со своим кистенем и отмычками, и предпочитали, чтобы такие вещи покупались у надзирателей, как положено.
– Убери нож, и мы поговорим, – сказал он.
– Ага, поговорим! Нравится тебе разговаривать, да? Язык у тебя знатно подвешен! Я вше видел! Почешешь им – и шразу золотой мальчик! Ты им говоришь, что ограбишь их, а они тебе шмеются! Как у тебя это получается, а?
Криббинс чавкал и плевался от бешенства. Человек совершает ошибки, когда сердится, но это едва ли утешает, если кто-то приставил нож к почкам твоей возлюбленной. Дора Гая побледнела, и Мокриц надеялся, что ей хватит ума не топать сейчас ногами. И самое главное, нужно было не поддаться на соблазн заглянуть за плечо Криббинсу, потому что краем глаза Мокриц заметил, что кто-то крадется к нему…
– Сейчас не время для поспешных действий, – сказал он громко. Тень в тумане замерла. – Криббинс, в этом твоя вечная проблема, – продолжал Мокриц. – Ты что, рассчитывал, что у меня будет с собой такая сумма?
– Вокруг полно мешт, где мы можем ш комфортом подождать тебя, а?
Глупо, подумал Мокриц. Глупо, но опасно. И подумал еще: ум против ума. Оружие, которое противник не умеет использовать, принадлежит тебе. Подначь его.
– Просто отойди, и мы сделаем вид, что тебя не видели, – сказал он. – Это лучшее, на что ты можешь рассчитывать.
