Н.Л.: И, очевидно, добавили еще все ЦРУ с его иерархической структурой, так что это, по сути, новый сериал, на который вас вдохновил «Военнопленный».
А.Г.: Да, это верно. В израильской версии тоже есть разведывательный аппарат, но по большей части он остается фоном. В Израиле перед разведчиками стоит вопрос: «Выдали ли эти ребята какую-нибудь информацию, когда их семнадцать лет назад захватили в плен, или нет?» В «Родине», очевидно, все совсем иначе: «Совершит ли этот парень террористический акт на американской земле прямо сейчас?»
Н.Л.: В этой главе в основном рассказывается о точках зрения. Когда вы начинали работать над материалом, кто появился первым: Кэрри или Броуди (Дэмиэн Льюис), возвращающийся пленник?
А.Г.: Это очень интересный вопрос. Меня и (исполнительного продюсера) Говарда (Гордона) он поначалу сбивал с толку. Мы оживленно спорили и никак не желали согласиться друг с другом. Можно ли рассказать историю с двух точек зрения? Что это будет за сериал? О том, как агент ЦРУ ловит плохого парня, или что-нибудь поинтереснее? Дебаты шли не только между Говардом Гордоном и мной, но и в руководстве студии и телесети: на какой канал нас ставить? Куда мы попадем – на FOX или Showtime? Если честно, я считаю, что если бы мы попали на эфирное телевидение, то сериал был бы куда прямолинейнее и с единственной точкой зрения – хорошая Кэрри гоняется за злодеем Броуди. К счастью, нам сопутствовала удача, и мы попали на Showtime, так что нам удалось рассказать куда более сложную, насыщенную историю.
Н.Л.: «Серые зоны» у вас очень ярко выражены, потому что вы сделали в чем-то симпатичным и Назира (Навид Негабан). Это очень противоречивый ход. А вице-президент в какой-то степени становится злодеем. Каков вообще был ваш подход к антагонистам?
А.Г.: Мы всегда считали, что нашим антагонистом остается Броуди. Чтобы вызвать к нему сочувствие, мы показали некоторые события с его точки зрения, сделав максимально понятными причины, по которым он решился изменить родине и совершить теракт в Америке. Первый сезон «Родины» можно считать двухчастным. В первой части главный вопрос звучит так: «Перевербовали Броуди в плену или нет?» Когда мы даем на этот вопрос однозначный ответ, в оставшейся части сезона мы отвечаем уже на другой вопрос: «Сделает ли он то, на что согласился, или нет?» Второй вопрос, как мне кажется, был интереснее, потому что мы уже смотрели на все с точки зрения Броуди. Причины, по которым он решился на подобное, нужно было сделать логичными и достойными сочувствия. Вот какой была наша миссия как рассказчиков: забраться в голову Броуди, понять, почему он пошел по такому пути, и увидеть, как он борется с собой, решая, выполнять полученное задание или нет.
Н.Л.: Страдает ли он от стокгольмского синдрома? Или же ему в буквальном смысле промыли мозги, как в классическом фильме «Кандидат от Маньчжурии»? Мне очень понравилось в финале сезона в том числе то, как он не решился на самоубийственный взрыв из-за отцовских чувств к дочери.
А.Г.: Вряд ли ему промыли мозги. Мы не хотели рассказывать совершенно непонятную историю о промывании мозгов. Мы считали, что это будет нечестно, но вместе с тем были согласны с тем, что он несчастный, сломавшийся человек. Вы же понимаете, несколько лет пыток и психологического насилия сломают кого угодно, и Назиру своими пытками это удалось. А затем он снова в каком-то смысле сделал Броуди человеком, познакомив его со своим сыном Иссой. Именно человеческие отношения и знакомство с религией через Коран сделали Броуди не таким, как раньше. Мы не считаем это промыванием мозгов. Назир скорее просто пытался использовать Броуди в качестве политического инструмента. К тому же Назир не знал, что Исса погибнет, он не собирался жертвовать сыном ради этого. Назир использовал нападение беспилотника, чтобы сделать из Броуди радикала, причем таким способом, о наличии которого, возможно, раньше и не подозревал. Назир к тому моменту уже импровизировал. А Броуди оказался готов сделать что-то, к чему Назир считал его неспособным.
Н.Л.: Броуди разрывается между двумя своими личностями – как американца и как исламского экстремиста. Мне интересно, есть ли параллель между его двойной личностью и биполярным расстройством Кэрри? Как вообще она появилась?
А.Г.: Поначалу мы писали сериал практически наугад, но у Говарда был серьезный контракт с FOX. Мы написали пилотную серию в рамках этого контракта. Так что поначалу сериал планировался для эфирного телевидения. Мы не то чтобы хотели показать его по эфирному телевидению, но именно такой была наша первоначальная задача.
Н.Л.: Вдогонку «24 часам»?
А.Г.: Да. Так что первая версия нашей пилотной серии была больше похожа на сюжет, который я вам изложил чуть ранее. Кэрри – офицер разведки. У нее проблемы, но не настолько серьезные, как биполярное расстройство. Она просто немного безрассудна и ненадежна. Она гонялась за Броуди, потому что считала, что за океаном его перевербовали. А потом, когда мы поняли, что сериал можно сделать для кабельного телевидения, нам открылся целый мир. На самом деле руководители Showtime первыми сказали: «Нам очень нравится история. Нам нравится сюжет, но мы хотим, чтобы Кэрри Мэтисон была больше похожа на персонажа кабельного телевидения. Ей не обязательно быть настолько откровенно героической». Но они не совсем понимали, как это должно выглядеть. Может быть, она одержима сексом? Либо сидит на снотворном или обезболивающих? В каком контексте она должна стать «персонажем кабельного телевидения»? Мы с Говардом долго это обсуждали и в конце концов поняли, что было бы здорово сделать обоих персонажей непонятными и обремененными серьезными проблемами. Поставить их в этом смысле в равные условия.
Мы смотрим на Броуди как на человека, который сильно пострадал от военной службы и пребывания в плену. Кэрри тоже пострадала из-за работы за рубежом, но по большей части из-за своего заболевания. С одной стороны, она безрассудная и ненадежная, с другой стороны, он совершенно непонятен.
Н.Л.: Закончив пилотный эпизод, вы написали сюжетную арку для первых двенадцати серий?
А.Г.: Да. У нас с Говардом была четкая идея по поводу первых двенадцати серий и того, какими они должны быть. Мы знали, что Броуди собирался совершить в Америке террористический акт. Но мы, например, не знали, что он наденет на себя жилет с бомбами. У нас был целый список вариантов. Есть ли другие цели? Может быть, он хочет взорвать центр управления беспилотниками? Знаем ли мы конкретного человека, управлявшего тем самым беспилотником? Мы не знали. Может быть, что-то еще круче? Что-то, что упомянут даже в обращении «О положении страны»? Убить вице-президента Уильяма Уолдена (Джейми Шеридан)? Мы не знали. В конце концов жилет превратился практически в культовую вещь. Но поначалу мы всячески старались его избежать, потому что это слишком характерный предмет для террориста. Мы не были уверены, способен ли морской пехотинец США дойти до такого.
Н.Л.: А что насчет Кэрри, которая проходит электрошоковую терапию?
