Мадам разделяла это мнение и была, можно сказать, вооружена, когда начала свое наступление на Париж на улице Сент-Оноре. Она обнаружила, что Париж – это мировая лаборатория женской красоты. Хелена считала, что во французской столице всегда относились к женщинам как к произведениям искусства – таким же, как прекрасные образцы архитектуры, мебель разных стилей или картины великих мастеров. К тому же для Хелены было очевидно, что парижанки естественным образом принимают все новшества в области соблазнения. После того как ее «кухни» превратились в заводы, она стала испытывать каждое новое свое творение именно в Париже, в то время как в Америке совершенствовала коммерческие механизмы перед тем, как запустить продукт на международный рынок.
* * *
В 1912 году жизнь ее проходила в основном не в Париже, а в Лондоне с мужем Эдвардом и сыновьями Роем и Горацием. Когда же последнему исполнилось два года, Хелена поделилась с Эдвардом своим желанием покинуть Лондон и переехать в Париж. Она была недовольна тем, что не могла пристально следить за делами в новом салоне, несмотря на полное доверие сестре Паулине. Она не могла и не хотела рассчитывать на кого-либо, кроме себя. Эдвард с ней согласился.
Успех, которого она достигла на улице Сент-Оноре, был таким же оглушительным, как и в Мейфере. Мадам слышала разговоры о шведском массаже, но до тех пор у нее не было ни времени, ни возможности проводить эти эксперименты. Ее уверяли, что и всем парижским дамам полусвета, любящим роскошь, и нервическим аристократкам такая процедура, конечно, покажется полезной и расслабляющей. Мысль проводить сеансы массажа пришла ей в голову как раз после знакомства с потрясающей шведской массажисткой Тиллой. Мадам наняла ее на работу в салон.
Практика массажей не была распространена в то время, очевидно, потому, что в массажном кабинете нужно было раздеваться… Хелена послала личные письма нескольким самым элегантным дамам Парижа, предложив провести бесплатную консультацию с последующим сеансом массажа. От такого предложения никто не смог отказаться. Светские львицы и актрисы стали первыми клиентками, которые регулярно посещали «Клинику красоты» и сеансы массажа у Тиллы.
Знаменитая писательница Колетт
[31] не разделяла стыдливости дам своего поколения и позволила легко себя убедить в благотворности массажа. Она устала от издевательств своего мужа Вилли – поговаривали, что он запирал ее на ключ в комнате и заставлял писать романы, которые подписывал своим именем. Однажды, когда его не было дома, Колетт решила попробовать знаменитый шведский массаж, о котором все женщины Парижа говорили с придыханием. После сеанса она отвела Мадам в тихий уголок и доверительно сказала своим громким низким голосом, который было невозможно не узнать, хоть раз услышав: «Еще никогда мне не было так хорошо! Теперь я готова вступить в бой с кем угодно, даже с собственным мужем!»
[32] И с тех пор всякий раз, когда Вилли уезжал из Парижа и не запирал жену, Колетт спешила в салон и отдавалась во власть умелых рук Тиллы. А слова, которые она «прошептала» своим громоподобным голосом, быстро облетели весь Париж, и у Тиллы вскоре не стало отбоя от клиентов.
Это были последние годы Прекрасной эпохи, и парижский салон Хелены в это время прочно входил в житейский обиход всего Парижа. Принцесса Бибеско писала об этом так: «Уход за собой – важнейшая часть жизни каждой женщины, живущей в Париже, благодаря настоящему культу, объектом которого она себя чувствовала. Все работало на одну цель – освободить женщину от оков материального, чтобы одухотворить ее тело. Эта наука удивительна, она затрагивает душу, именно о ней все мечты. Нужно бороться с природой, жестокой, глупой, варварской природой, и ради этого пущены в ход все уловки человеческого гения»…
[33]
Дела шли все лучше на улице Сент-Оноре, но политические бури изменили привычный ход жизни семьи Титус. Настал август 1914 года, и Германия объявила войну Франции. Эдвард пытался убедить жену, что было бы разумнее, имея американское гражданство, уехать в Соединенные Штаты хотя бы ради сыновей. Но покинуть Европу означало бросить все, что Мадам создавала здесь долгими годами и тяжелым трудом. Это было трудное решение, и впервые в жизни оптимизм и сила воли почти покинули Хелену. Небольшое утешение пришло из России: «Когда в 1914 году разразилась война, почтовое сообщение было прервано, и царица прислала ко мне курьера, чтобы впрок запастись нашей продукцией. Войны проходят… красота остается»
[34]. И все-таки нужно было уезжать.
Гораций, которому было всего три года, впервые пересек Атлантику. Страшно было не ему одному, Хелена рассказывала, что «корабль был невообразимо переполнен, а море – очень бурное, и к тому же все боялись наскочить на вражеские подводные лодки». После довольно тяжелого путешествия семья Титусов наконец сошла на берег в Нью-Йорке холодным утром 1915 года. Хелена не была измучена плаванием настолько, чтобы сразу же не обратить внимание на женщин, встречавшихся им на улицах. Цвет лица у них был мертвенно-бледный, губы сероватые, а носы посинели от холода. Она тут же поняла, что вынужденная ссылка подарила ей новую страну, которую можно завоевать, и огромный рынок для сбыта продукции.
Семья Титусов сначала поселилась в квартире на Риверсайд-драйв, а потом рядом с Центральным парком. «Все очень еврейское», – говорила Хелена, которой эти места совсем не нравились. Она попросила Эдварда найти приличную квартиру «в христианском квартале». И он нашел им жилье в доме номер 43 по рю Уэст (Rue Quest). Семья поселилась на верхнем этаже, а на двух нижних Хелена устроила свой первый американский салон.
Америка, как и Австралия, страна первооткрывателей. Но в 1914 году, когда вторая сохраняла еще статус колонии, Соединенные Штаты были молодой республикой, которая начала стремительно развиваться. Хелене это очень нравилось. Уже в конце 1915 года «Институт Valaze» открыл свои двери для посетителей в Новом Свете – в доме 49 на улице Вест в Нью-Йорке. Почти одновременно с ним открылся второй салон в Чикаго, а вскоре и третий – в Бостоне.
Хелена купила загородный дом, расположенный на Олд Индиан Чейз-роуд, в Гринвиче, штат Коннектикут. Каждое утро она оставляла сыновей на попечение няни и отправлялась на улицу Вест. Рою уже исполнилось семь лет, Горацию – три, и оба они очень страдали от того, что родители редко бывали дома. Нянями работали молодые женщины из бедных семейств, у которых не было никакой профессии – Мадам называла их «дворянки». Эти «дворянки» были нетребовательны, дешево обходились и были гораздо лучше воспитаны, чем обычные гувернантки и бонны. Но как-то одна из них уехала вместе с Эдвардом в Чикаго. Эта поездка положила начало глубокому кризису в отношениях супругов и вспоминалась даже при разводе много лет спустя.
