В 1889 году Натансон вместе с братом Александром основал журнал Revue Blanche, открытый новым идеям и молодым талантам. В том же году Поль Галлимар, отец Гастона, выпустил эксклюзивное издание в одном экземпляре – роман братьев Гонкуров «Жермини Ласерте». Это было время просвещенных дилетантов, у которых были средства стать литературными меценатами. В течение нескольких лет маленькие журналы, бурлившие идеями литературы будущего, множились, а затем исчезали после всего нескольких выпусков. Но издание братьев Натансон, которое, по словам Жида, было точкой пересечения всех противоречивостей того времени, выходило ежемесячно в течение двенадцати лет. Имена Марселя Пруста, Оскара Уайльда, Франсиса Жамма, Поля Клоделя, Леона Блума, Стефана Малларме и других так или иначе фигурировали в журнале Revue Blanche, который имел огромный авторитет в мире искусства и литературы своего времени. Некоторые из них также появлялись в La Nouvelle Revue Francaise, созданном Гастоном Галлимаром несколько лет спустя.
Друзья Тадеуша Натансона, небезызвестные Тулуз-Лотрек, Вюйар и Боннар, рисовали рекламу для журнала, и все выбирали Мисю своей моделью. И она, в черном манто с большим меховым воротником, с муфтой и в виолетке, стала для французской интеллигенции символом La Revue Blanche.
Хелена познакомилась с Мисей вскоре после ее развода. Она собиралась выходить замуж второй раз за Альфреда Эдвардса, владельца Matin и, как замечала Хелена, большинства разделов Figaro. Но Мися продолжала принимать старых друзей в красивейшей квартире на улице Риволи, где Хелене посчастливилось познакомиться с представителями буйного художественного авангарда, для которых Париж был центром мира. Друзьями Миси были Серюзье, Боннар, Ренуар, Дебюсси, Вюйар и Аполлинер, с которыми она продолжала поддерживать дружеские отношения, несмотря на разрыв с Натансоном. Но потом появилась новая гвардия – художник Хосе Мария Серт, и все снова радостно собрались на улице Риволи.
Когда Хелена вернулась из Нью-Йорка и снова встретилась с Мисей, ее салоны уже были очень известны, а стать настоящим снобом получалось только тогда, когда ты начинал называть мадам Серт по имени. Мися Годебска стала женой художника Хосе Марии Серта в 1914 году. Она покинула улицу Риволи и переехала на набережную Вольтер. Жан Кокто, который тоже попал «в свет», благодаря вечерам на набережной Вольтер, описывал знаменитый салон в очень лестных выражениях: «С севера он освещался зелеными бликами Сены, с юга – оранжевыми всполохами полотен Боннара. Эти картины Мися обрезала на свой лад так, чтобы они соответствовали изгибам стен. Настоящий скандал! …Мы получали догаресс (догаресса – супруга дожа. – Прим. ред.) и великих жриц, получали муз, у нас их было предостаточно! Но как редко можно встретить тех, кто необходим искусству, – тех, кто не боится располнеть, но приносит в этот храм дух грабежа, дух тканей и разрезающих их ножниц. (…) Мися с ее страстностью и бунтарским характером все время мешала краски, не позволяя им застыть…Только сильные художники, верящие в свое высшее предназначение, могли выдержать эту возмутительницу спокойствия, которая неслась по жизни как бешено вращающаяся юла, опьяненная шумным вихрем своего кружения и никогда не замедляющая оборотов».
Мисю и Хелену объединяла любовь к Польше и страсть к современному искусству. «Несмотря на то что Мися всегда была в центре внимания, а я большей частью молчала, наше происхождение и то, что мы обе восхищались современной живописью, положило начало дружбе, которая с тех пор никогда не прекращалась». Мися познакомила Хелену с фовизмом
[38] и с той революцией в живописи, которую принесло это направление.
Хелена обедала у Миси, когда та сообщила Ренуару, уже парализованному, что большой портрет, который он написал для семьи Шарпентье, будет приобретен музеем «Метрополитен» в Нью-Йорке за баснословную сумму в пятьдесят тысяч франков.
– Это невероятная цена для произведения художника, который еще жив! – вскричал Ренуар.
– А сколько же заплатили за него вам? – спросила Хелена.
– Мне?! – прорычал Ренуар, – триста франков плюс обед.
Хелена была также свидетельницей происшествия, ставшего анекдотом, которое еще раз показало благородство Миси. Это произошло в «Опера», в ложе Миси, куда была приглашена и Хелена. Они пришли посмотреть генеральную репетицию «Петрушки» в постановке Сергея Дягилева. Занавес должен был подняться уже двадцать минут назад, но ничего не происходило. Зрительный зал, переливающийся мерцанием драгоценностей, охватывало волнение, и постепенно напряжение росло. Дверь ложи внезапно резко отворилась, и появился смертельно бледный человек огромного роста – руки его тряслись, а лоб покрывали крупные капли пота.
– Серж, что происходит?
– Мися, у тебя есть четыре тысячи франков? Быстрее!
– Не здесь, но дома есть, конечно.
– Костюмер грозится увезти костюмы обратно, если ему немедленно не заплатят все полностью. Это ужасно!
Мися немедленно прыгнула в машину (как она пишет в своих мемуарах, она была первой, у кого появилась одна из тех машин, что были детищем гениальных голов господ Диона, Бутона, Паннара и Левассора, и развивала скорость до 30 километров в час), и несколько минут спустя занавес поднялся. Спектакль был прекрасен.
Мися часто помогала Дягилеву выйти из затруднительных финансовых ситуаций. Некоторые газеты писали, что Хелена тоже была его меценатом. Сама она, впрочем, никогда ничего подобного не говорила, но по-своему она все-таки поддерживала некоторых художников, покупая их работы. «Это хорошо для рекламы, это хорошая инвестиция и это хорошо украшает пустые стены!» Вначале Мися была ее советчицей. «У нее хороший глаз. Она обладала удивительной способностью находить все необычное», – говорила она о подруге.
Мися Серт любила приглашать к себе в салон художников вместе с герцогами и принцами. У нее Мадам познакомилась «с этим маленьким писателем-евреем, который жил в комнате с пробковыми стенами. Он еще написал очень известный роман, который я так и не смогла прочесть. Вы знаете его, Марсель… Марсель как-то там…» Это о Марселе Прусте! «Воплощенный капитан Немо, худощавый, бледный, с бородой как у покойного Карно» – так с безразличным видом говорил о нем Жан Кокто
[39]. По словам Хелены, он задавал ей множество вопросов о макияже: «Пользуются ли герцогини румянами и помадой? А дамы полусвета подводят глаза?» Удивленная и смущенная, она не знала, что ответить; такие детали были ей неизвестны. Позже она пожалеет, что не смогла предугадать громкую славу, ожидавшую этого молодого «Марселя как-то там», которому она могла бы дать пару-тройку советов.
И хотя, на первый взгляд, они были очень разные, Мися Серт оказывала на Хелену огромное влияние. Из-за своей гениальной способности к элегантным импровизациям, манеры ходить, смеяться, играть веером, на котором был написан катрен рукой Малларме
[40], подниматься по лестнице, комкать край меховой накидки или носить диадему Мися стала для Хелены живым воплощением того, что женская красота, далекая от застывших образцов в музеях, – это искусство, непринужденное и легкое.
