Именно Мисе Хелена отчасти была обязана успехом новой клиники в предместье Сент-Оноре. И в самом деле, некоторые из ее приятельниц, невольно заразившись ее энтузиазмом, приходили в салон, чтобы насладиться его услугами. А приятельницами этими были, например, графиня де Шевинье и графиня Греффюль
[41], которую Марсель Пруст обессмертил в романе «В сторону Германтов», мадам Ревель, ставшая графиней де Шаваньяк, великая княгиня Мария Павловна, принцесса Жак де Брольи и принцесса Эдмон де Полиньяк. Этот список станет еще длиннее, если включить в него актрис – Сару Бернар, Габриэль Режан, Сесиль Сорель, Маргарит Морено, Иду Рубинштейн (эта однофамилица Хелены была танцовщицей в труппе Дягилева) и многих других…
В то время жизнь Парижа была полна противоречий. Война только что закончилась, оставив за собой миллион восемьсот тысяч убитых и поколение «ветеранов», жизнь которых была искалечена фронтовыми ужасами. В эти «безумные годы» Париж охватило какое-то оцепенение. В нем больше не устраивалось ни одного большого бала, только в Лондоне на «Голубой бал» собиралась вся английская аристократия. Франция же никак не могла оправиться.
Танцевать в Париже стали меньше, зато в моду вошла верховая езда. Но теперь женщины садились в седло по-мужски! Что касается парижской элегантности, то, если верить статье французского Vogue от июля 1920 года, то «все женщины теперь тяготеют к простоте: если они не носят строгий костюм, то предпочитают платье из саржи или шерсти, маленькие традиционные платья, очень красивые, украшенные кружевами по вороту и рукавам и с плиссированной юбкой». Стиль Коко Шанель, простой и практичный, подходящий для каждого дня, чувствовался и в аромате духов Bois.
Интеллектуальная жизнь кипела: конференции, концерты, визиты в мастерские модных художников были очень популярны. В той же статье Vogue журналистка пересказывает разговор с одной из своих подруг:
– Мне было нечего делать, и я заказала свой портрет.
– Да? И кому же?
– Ах, моя дорогая, это просто чудо, мастерство и простота античности – это Пикассо!
– Вам так нравится этот художник?
– Он забавный, и к тому же с таким любопытством смотрит на природу. Возможно, талант у него небольшой, но меня увлекает его систематичность, его взгляд и то, как он переносит из литературы в живопись то, что невозможно увидеть. Возможно, что через несколько лет мы всего лишь улыбнемся, глядя на его полотна, но сейчас он умеет передать самые современные идеи… А мой портрет – это вообще очень интересно.
В тот же год Луи Маркусси
[42] написал портрет Хелены Рубинштейн. Художник, родившийся на шесть лет позже Мадам, в 1882 году, в Варшаве, был поляком, и это их сближало. Вскоре взаимная симпатия превратилась в близкую дружбу. Познакомившись в 1910 году с Пикассо и Аполлинером, Маркусси, который находился под большим влиянием импрессионизма и фовизма, стал работать в стиле кубизма – это проявлялось, в основном, в коллажах и росписях по стеклу.
Коллекции Мадам приобретали настоящую ценность. Она была женщиной со вкусом ко всему необычному, со смелым взглядом на искусство и страстью к эклектике, к тому же обожала художников-авангардистов. Очень скоро она собрала уникальную коллекцию африканской скульптуры и современной живописи. Ее коллекция миниатюр, хранящаяся сейчас в Израиле в музее Тель-Авива, располагалась рядом с греческими скульптурами и ценной старинной мебелью. По ее заказу двадцать семь художников написали двадцать семь ее портретов, некоторые из них этим и начали свою карьеру.
* * *
Эдвард и Хелена очень сожалели о том, что у них никогда не было настоящего дома в Париже. Нужно было найти место, достойное их положения в обществе, где они могли бы устраивать приемы и принимать старых друзей. По предложению Эдварда они решили построить частный особняк на бульваре Распай рядом с Монпарнасом, в сердце художественного и литературного Парижа.
Богема переместилась с Монмартрского холма на бульвар Монпарнас. В 1902 году Бато-Лавуар в доме 13 на улице Равиньан, ставшей потом площадью Эмиль-Гудо
[43], было центром искусства, колыбелью кубизма. Там жили и творили не только Пабло Пикассо, Хуан Грис, Амедео Модильяни, Жорж Брак, но и писатели, например Макс Жакоб или Пьер Реверди. Но города остаются неизменными, это меняются времена и нравы людей, в них обитающих. После разрыва с Фернандой
[44] Пикассо в 1912 году поселился там со своей новой подругой Евой Гуэль в доме 242 на бульваре Распай, и часть его «компании» последовала за ним. Но едва начались прекрасные дни на Монпарнасе, как в 1918 году Пикассо вновь переехал (с тех пор он жил на улице Ля Боэти).
Дом номер 216 на бульваре Распай проектировал польский архитектор Бруно Элькукен, недавно приехавший в Париж. И Эдвард, и Хелена хотели, чтобы особняк был построен таким образом, чтобы им могли пользоваться их друзья. В результате ансамбль состоял из двух зданий с мастерскими для художников и нижним этажом, на котором был устроен маленький театральный зал на семьдесят восемь мест. Этот зал, вначале называвшийся «Распай 216», а потом «Студия Распай», постепенно превратился в кинотеатр
[45]. Этот архитектурный проект хорошо показывает художественные и житейские предпочтения супругов.
Дом, в котором Хелена и Эдвард проживут вплоть до развода, был построен в 1922 году. Они занимали там верхний этаж. Наконец настало время, когда они устроили свой первый прием в настоящем собственном доме, а не в верхних комнатах салона Мадам.
Глава 11. На улицах предместья
Приехав в Париж в конце 1918 года, Хелена, к своему большому удивлению, обнаружила, что женщины там теперь носят короткие прически. Эта мода появилась весной предыдущего года. Колетт и Полер, одна – жена, другая – любовница Вилли, смело отрезали волосы еще за десять лет до этого
[46]. Обе дамы были в пух и прах раскритикованы парижским обществом, а над Вилли насмехались, называя его «мужчиной с двумя обезьянками». Парижанки держались до последнего, но когда сама Коко Шанель появилась с короткой стрижкой, волосами пожертвовали все до единой.
