Даже недавно казалось, что она действительно приоткрылась мне. И всегда так сочувствовала моим приступам паники. Но, полагаю, некоторых людей невозможно узнать до конца. Иногда они могут быть прекрасны, иногда – совершенно отвратительны. И вам просто нужно решить, сколько и первого и второго вы готовы принять.
Но что касается Меган, с меня довольно.
– Пенни, все в порядке. Ты не могла знать.
– Не могла? Эллиот прав, все признаки были налицо. Она просто выставила меня дурой.
– И как хороший друг и хороший человек, который предпочитает думать о других хорошо, ты предпочла верить, что она может исправиться. Не твоя вина, что она не в состоянии этого сделать.
– А то, что я сказала Поузи…
– Поузи простит тебя. Ты не знала.
– Ох, надеюсь, ты прав. Это то, за что я должна извиниться лично… Некоторые вещи нельзя выразить в текстовых сообщениях.
– Так ты можешь хоть намекнуть мне, что это за секретный проект?
– Хорошая попытка сменить тему, – отвечаю я с легкой улыбкой. – Но если я расстроена, это не значит, что я стану выдавать тебе все свои секреты.
В притворном гневе Ной прижимает ладонь к груди.
– Moi
[25]? Пытаюсь выпытать твои секреты?
– Обещаю, ты узнаешь, как только все будет готово.
– Ладно, я это переживу.
Я вздыхаю, и мы уютно сворачиваемся на диване. Фоном тихо бормочет DVD, старый фильм BBC о природе, который поставил Ной. Мы смотрим его, задумавшись. Моя голова покоится у него на груди, и я удивляюсь, как мы подходим друг другу.
– А как насчет тебя? – спрашиваю я, скользя взглядом по ряду музыкальных инструментов, расставленных в комнате.
– Хм-м? Ты о чем?
– Когда я услышу, над чем работал ты?
– Ты не единственная, кто может заставить остальных ждать.
– Да неужели?
– Нет, не могу устоять перед этим личиком. У меня есть кое-что особенное, над чем я работаю и чего тебе придется ждать, но пока я сыграю другую вещь.
Он идет к роялю, что застает меня врасплох, поскольку я никогда раньше не видела, как он играет на рояле. Ной усаживается, разминает пальцы. Затем начинает играть красивую мелодию, его руки летают над клавишами, как у опытного пианиста.
Когда он затягивает первые строчки, мне так удивительно снова слышать, как он поет вживую (я, конечно же, слушала его альбомы, пока самого его не было), что я забываю о словах. Но потом прислушиваюсь к ним и понимаю, что в песне поется о ком-то, кто чувствует, что он тонет, погружаясь в темное море. Песня печальная и медленная, но трогательная, и в конце она набирает силу эпическим крещендо.
И как только в воздухе между нами повисает последняя нота, я разражаюсь аплодисментами.
– Тебе нравится? – Ной смотрит с волнением, но не без удовольствия.
– Это невероятно! – восклицаю я.
– Я написал ее в самый темный период, когда попал в Брайтон, прервав тур, и музыка вроде как… текла прямо из меня. Но это должна была быть клавишная, а не гитарная музыка. Мне нужен был более торжественный, основательный звук. Я еще не посылал ее Фенелле.
– Обещаю, ей понравится так же, как и мне.
– Ай, спасибо тебе, – говорит он, подражая южной медлительной речи Сейди Ли.
– Знаешь, я все еще не могу поверить, что ты будешь здесь жить.
– Да, это безумие, правда? Хочу, чтобы ты научила меня всему британскому. Может, я начну говорить с британским акцентом.
– Не-е-ет! Я обожаю твой выговор жителя Нью-Йорка. – Я пытаюсь воспроизвести американский акцент, но выходит дикая смесь, что-то среднее между ирландским, индийским и французским.
– Ладно, ладно, никаких акцентов! – кричит он. – Но я правда хочу попробовать все британское. Может, удастся навестить королеву в Букингемском дворце?
– И устраивать чаепитие!
– И смотреть футбол!
Я морщусь.
– О нет, только не становись футбольным фанатом.
– Ха, об этом можешь не беспокоиться! – смеется Ной. – Если я не стал фанатом спорта в США, не думаю, что, перебравшись на другой конец океана, я сильно поменяюсь.
– Можем заняться чем-нибудь другим. Отправиться в римские термы или на фестиваль, или научиться говорить о погоде в режиме нон-стоп.
– Пока ты со мной, я готов на все.
– Это будет так весело, – говорю я. Не могу вспомнить, когда в последний раз я была так счастлива и довольна. Я прижимаюсь крепче к груди Ноя, мы лежим на его диване, наши ноги сплелись. Лунный свет падает через одно из эркерных окон прямо на наши пальцы. Мне хочется спрятать этот лунный свет в бутылку и забрать его домой.
Эта мысль становится неприятным напоминанием.
– Мне пора домой, – говорю я, глядя на часы.
– Я так рад, что мы вместе.
– Я тоже.
– Ты уверена, что не хочешь, чтобы завтра я пошел с вами?
– Нет, с этим я должна разобраться сама.
– Ну, тогда не переживай. Ты справишься. Я в тебя верю.
Это как раз то, что нужно, чтобы успокоить мои нервы. Завтра мне предстоит, наверное, самый тяжелый день в моей жизни.
Глава тридцать восьмая
Следующий день в школе – настоящая пытка. Все говорят о вечеринке Меган: как круто там было и как все надеются, что она организует такую же на следующий год. Ее план по завоеванию популярности работает без сбоев. Ну, если не считать сбоя, запланированного мной.
Весь день я с трудом могу сконцентрироваться, так что даже мисс Миллс вынуждена трижды повторить мое имя, прежде чем я поднимаю взгляд.
– Пенни? – говорит она раздраженно.
– Прошу прощения, задумалась.
– Я вижу! Можешь задержаться на минуту после урока?
– М-м… – Я смотрю на экран телефона. Я надеялась уйти сразу после занятия по фотографии. Окно в расписании как раз оставляет мне достаточно времени, чтобы добраться до Лондона, перехватить Меган и начать реализовывать собственный план.
– Пенни?
– Да, конечно, конечно, – отвечаю я. В конце концов, я могу задержаться на пару минут, решила я, чувствуя себя виноватой за то, что невольно проигнорировала свою любимую учительницу.
Так что, когда звенит звонок, я подхожу к ее столу, где она раскладывает бумаги.
– Я тебя редко вижу в последнее время, – говорит она, не поднимая взгляда.
– Я работала. Я просто… пока не вполне готова со своим проектом.
