Как-то, когда рынок уже закрылся, я услышал чей-то голос:
– Добрый вечер, мистер Ливингстон.
Я обернулся и увидел незнакомца в возрасте тридцати или тридцати пяти лет. Было непонятно, как он здесь очутился, но он был здесь. Я решил, что его привело ко мне какое-то дело. Я молча смотрел на него, и после недолгого молчания он произнес:
– Я заглянул к вам по поводу вот этого Вальтера Скотта, – и тут его понесло.
Он был книжным агентом. Нельзя сказать, чтобы он был уж очень внешне привлекательным или как-нибудь особо красноречивым. Да и манеры его были не лучшего образца. Но это была личность! Он говорил и говорил, и мне казалось, что я его слушаю. Но я не помню, что же он мне наговорил. Думаю, что, даже слушая его, я этого тогда не понял. Когда он закончил свой монолог, он протянул мне авторучку и договор, который я и подписал. Это была подписка на собрание сочинений Вальтера Скотта ценой в пятьсот долларов.
Стоило мне подписать, как я пришел в себя. Но он уже спрятал договор в карман. Мне не были нужны книги. У меня не было для них места. Мне нечего было с ними делать. Мне даже некому было их отдать. Но я согласился купить их за пятьсот долларов.
Я настолько привык к денежным потерям, что об этой стороне ошибки всегда думаю в последнюю очередь. Главное всегда сама игра, причина. Прежде всего меня интересуют мои собственные недостатки и стереотипы мышления. Причина этого в том, что я не хочу повторять свои ошибки дважды. Мужчина может прощать себе собственные ошибки, только если они ведут к последующей выгоде.
Что ж, допустив ошибку на пятьсот долларов но так пока и не поняв, как это я вляпался, я просто смотрел на него, чтобы для начала составить себе о нем какое-то представление. Пусть меня повесят, если он не улыбнулся мне в ответ – понимающей слабой полуулыбкой. Казалось, что он читает мои мысли. Каким-то образом я понимал, что мне не нужно ему ничего объяснять; он все понимал и сам. Поэтому безо всяких объяснений и вступительных фраз я спросил:
– Сколько комиссионных вы получите за эту подписку на пятьсот долларов?
Он покачал головой и ответил:
– Простите! Я не могу так поступить.
– Сколько вы получите? – настаивал я.
– Треть. Но я на это не пойду! – ответил он.
– Треть от пятисот – это сто шестьдесят шесть долларов и шестьдесят шесть центов. Я дам вам двести долларов наличными, если вы вернете мне эту подписку. – И в доказательство я вытащил бумажник и показал деньги.
– Я ведь сказал уже, что не могу так поступить, – не уступал он.
– Все клиенты предлагают вам то же, что и я? – заинтересовался я.
– Нет, не все.
– Тогда почему вы сразу поняли, что я хочу предложить вам именно это?
– Это у вас профессиональное качество. Вы блестяще умеете проигрывать, и именно поэтому вы первоклассный делец. Я очень обязан вам, но на это я не пойду.
– Но объясните мне, почему вы не хотите получить больше, чем принесут вам комиссионные?
– Дело не совсем в этом, – был ответ. – Я работаю не только за комиссионные.
– А за что же тогда?
– Ради комиссионных и ради достижений, – услышал я малопонятный ответ.
– Каких достижений?
– Моих личных.
– А к чему вы стремитесь?
– Вы работаете только ради денег? – спросил он меня.
– Конечно.
– Нет, – он помотал головой. – Это не так. Для вас это было бы слишком скучно. Не может быть, чтобы вы работали только ради того, чтобы добавить еще денег на свой банковский счет, и я не поверю, что вас привела на Уолл-стрит любовь к легким деньгам. Для вас в этом должен быть еще какой-то интерес. Все ведь везде одинаково.
Я не стал с ним спорить, но заинтересовался:
– А что движет вами?
– Ну, – он пожал плечами, – у каждого свое слабое место.
– А в чем ваша слабость?
– Тщеславие, – не задумываясь ни на миг ответил он.
– Что ж, – сказал я. – Вам удалось заполучить мою подпись. Теперь я хотел бы снять ее, и я плачу вам двести долларов за десятиминутную работу. Разве этого мало для вашей гордости?
– Да нет, дело не в этом, – услышал я. – Видите ли, все остальные у нас месяцами обрабатывали Уолл-стрит и не могли покрыть собственные расходы. Они говорят, что неверно выбраны товар и территория. Поэтому контора послала меня, чтобы доказать им, что дело в том, какие они продавцы, а не в книгах и не в районе. Все остальные получали двадцать пять процентов комиссионных. Я перед этим был в Кливленде и за две недели продал восемьдесят два комплекта. Здесь я хочу продавать книги не только тем, кто не покупает у других агентов, но и людям, до которых даже нельзя добраться, чтобы предложить им книги. Вот почему они отдают мне 33 1/3 процента.
– Я так и не понял, как вы умудрились продать мне эти книги.
– А почему бы нет? – рассудительно возразил он. – Я ведь продал комплект даже Дж. П. Моргану.
– Этого не было, – возмутился я.
Его моя реакция не обидела. Он просто повторил:
– Честно, он у меня купил!
– Комплект сочинений Вальтера Скотта Дж. П. Моргану, у которого наверняка есть не только лучшие издания, но, очень возможно, и рукописи некоторых романов?
– А вот посмотрите-ка на его подпись, – и он тут же показал мне договор о подписке, украшенный личной подписью Моргана. Может быть, подпись была и поддельной, но в тот момент мне даже в голову не пришло это заподозрить. Да к тому же, разве у него не было в кармане моей подписи?
Меня одолевало любопытство, так что я спросил:
– Как вам удалось обойти его библиотекаря?
– Я не говорил ни с какими библиотекарями. Я говорил лично со стариканом. В его собственном кабинете.
– Это уж слишком! – возмутился я. Все знали, что проникнуть в частный кабинет мистера Моргана было труднее, чем пронести громко тикающую адскую машину в Белый дом.
Но он настаивал: «Говорил лично!»
– Да как же вы проникли в его кабинет?!
– А как я проник в ваш? – парировал он.
– Вот этого я не знаю. Расскажите-ка, – заинтересовался я.
– Что к Моргану, что к вам – это все одно и то же. Я просто поговорил с человеком на входе, которого там поставили, чтобы как раз меня и не пропускать. И я уговорил мистера Моргана подписать точно так же, как уговорил и вас. Вы ведь не подписывали договор на покупку книг. Вы просто взяли из моей руки авторучку и сделали с ней то, о чем вас попросил. Никакой разницы. Точно как и с вами.
– А это действительно подпись Моргана? – Мой скептицизм проснулся с задержкой на три минуты.
– Конечно! Он научился писать свое имя еще в детстве.
