Как вы думаете, сегодня кто-нибудь воспринял бы подобную идею всерьез? В 1950-х людям нравились глобальные планы, и они задумывались над тем, сумеют ли эти планы сработать. В наше время грандиозный план, придуманный учителем, все сочтут полным идиотизмом, а если его выдвинет кто-нибудь более могущественный, автора высмеют за избыток самоуверенности. Вы и сегодня можете увидеть модель гавани в том самом здании старого склада в Сосалито, но сегодня это лишь туристический аттракцион: грандиозные планы на будущее воспринимаются лишь как эксцентричные чудачества.
Неопределенность и оптимизм
После краткой пессимистической фазы в 1970-х неопределенность и оптимизм доминировали в сознании американцев с 1982 года, когда начался длительный период рыночного роста, а финансы в качестве способа успешного обустройства будущего заняли место инженерной мысли. Человек, обладающий неопределенно-оптимистическими взглядами, уверен, что завтра будет лучше, чем сегодня, – правда, он не знает, в чем именно, и поэтому не строит никаких конкретных планов. Он рассчитывает на то, что будущее принесет ему много приятного, но не видит причин хоть что-нибудь для этого предпринимать.
Вместо того чтобы тратить многие годы на изобретение новых продуктов, носители неопределенно-оптимистического мировоззрения предпочитают бесконечно дорабатывать уже существующие. Банкиры «делают» деньги, видоизменяя структуру капитала давно и успешно работающих компаний. Юристы ищут новые решения старых проблем либо помогают клиентам структурировать свои дела. А частные инвесторы и консультанты по управлению, не начиная новых бизнес-проектов, стараются выжать максимум эффективности из существующих, бесконечно оптимизируя рабочие процессы. Неудивительно, что эта деятельность привлекает огромные толпы амбициозных выпускников университетов Лиги плюща, с детства привыкших не пропускать ни одного факультатива. В самом деле, что может быть более достойной наградой для человека, два десятилетия посвятившего исключительно заботам о своем резюме? Разумеется, псевдоэлитная карьера, ориентированная на процесс вместо результата и не отсекающая ни единой из имеющихся перспектив.
В наше время родители выпускников колледжей, как правило, заботливой рукой направляют своих чад на уже протоптанную кем-то дорогу. Удивительная история беби-бума способствовала появлению на свет целого поколения неопределенно-оптимистично настроенных людей, привыкших к тому, что прогресс сам собою двигается вперед, и считающих, что так и должно быть. Если вы родились в 1945-м, 1950-м или даже 1955 году, жизнь вокруг становилась всё лучше все 18 первых лет вашей жизни – и для этого от вас не требовалось ровным счетом ничего. Казалось, что технологии и связанные с ними удобства развиваются сами собой. Неудивительно, что большинство беби-бумеров, вырастая, ждали от жизни многого, но не имели конкретных представлений о том, как этого добиться. Затем, когда в 1970-е технический прогресс затормозился, беби-бумеров, принадлежавших к высшим слоям общества, спасло возросшее неравенство в доходах. Каждый год взрослой жизни был лучше предыдущего – разумеется, исключительно для богатых и успешных. Остальные представители поколения безнадежно отстали, но богатенькие беби-бумеры – те самые, кто формирует сегодня общественное мнение, – до сих пор не видят причин отказываться от своего наивного оптимизма. Для них стандартный, надежный карьерный путь оказался удачным – и они даже представить себе не могут, почему бы он не стал столь же благоразумным выбором для их собственных детей.
Малкольм Гладуэлл утверждает: вы не сможете понять причин успеха Билла Гейтса, не разобравшись в удачно для него сложившихся обстоятельствах личного характера. Гейтс вырос в благополучной семье, с детства дружил с Полом Алленом и посещал частную школу, в которой был компьютерный класс. Но, в свою очередь, вы не сможете до конца понять Малкольма Гладуэлла, не уяснив исторические обстоятельства жизни самого писателя – беби-бумера, родившегося в 1963 году. Когда представитель поколения беби-бума взрослеет и пишет книгу о том, почему тот или иной индивидуум смог добиться успеха, он прежде всего рассуждает о его личных обстоятельствах, явившихся по большому счету результатом счастливой случайности. Но он упускает более широкий социальный контекст, касающийся его собственных объяснений: целое поколение с детства училось преувеличивать значение случайности и преуменьшать важность планирования. Поначалу кажется, что Гладуэлл пытается развенчать устоявшийся миф о бизнесмене, возвысившемся благодаря лишь собственному уму и таланту, но на самом деле его подход – отражение традиционной системы взглядов, характерной для его поколения.
Наш неопределенный оптимистичный мир
Финансовая неопределенность
Если определенное оптимистическое будущее нуждается в инженерах, способных строить города под водой и в космосе, будущее столь же оптимистическое, но отличающееся неопределенностью, нуждается в основном в банкирах и юристах. Финансовая сфера – воплощение неопределенности представлений о мире, поскольку это единственный способ делать деньги, не умея работать ради благосостояния. Блестящие выпускники колледжей, не пожелавшие отправиться в школу права, с готовностью идут на Уолл-стрит, поскольку у них нет никаких конкретных планов по поводу того, чем им хотелось бы заниматься. Но, устроившись в Goldman & Sachs, они обнаруживают, что в мире финансов царит не меньшая неопределенность. Она пока еще полна оптимизма – вы не станете играть на рынке, чтобы терять деньги, – однако самым популярным догматом здесь является непредсказуемость рынка. Вы не можете знать о нем ничего конкретного и определенного, гласит догмат, и посему диверсификация является одной из основных заповедей.
Эта неопределенность финансового мира может принимать весьма странные очертания. Представьте, что происходит, когда успешный предприниматель продает свою компанию. Что он делает с полученными деньгами? В мире, где основой благополучия стали финансы, действие разворачивается так:
• Предприниматель не знает, что делать с этими деньгами, поэтому относит их в крупный банк.
• Банкиры тоже не знают, что с ними делать, поэтому распределяют их по портфелям институциональных инвесторов.
• Институциональные инвесторы тоже не знают, что делать с капиталом, очутившимся вдруг под их управлением, поэтому они его диверсифицируют, собирая портфели государственных ценных бумаг.
• Компании стараются увеличить цену своих акций, генерируя свободные денежные потоки. Если им это удается, они выплачивают дивиденды или выкупают собственные акции, и цикл повторяется.
Ни в каком пункте по ходу этой цепочки никто из ее участников не знает, что следует делать с деньгами в реальной экономике. Но в мире неопределенности люди сами предпочитают не ограничивать свои возможности, поэтому деньги имеют бо́льшую ценность, чем что угодно другое, что вы в итоге можете сделать с их помощью. При определенном взгляде на будущее деньги – это лишь средство для выполнения главной задачи, а не главная задача сама по себе.
