Все это происходит не потому, что американцы не заботятся о своих детях, а связано с тем, что в последние десятилетия США избрали политический курс, который привнес в экономику сумасшедшее неравенство, оставляя самые уязвимые части общества все дальше и дальше позади остальных. Растущая концентрация богатств – и значительное сокращение налогов на него – привела к тому, что теперь у нас меньше денег для инвестиций в общее благо, вроде образования и защиты детей.
В результате дети оказались в весьма затруднительном положении. Их положение – яркий пример того, что неравенство не только подрывает экономический рост и стабильность (как, наконец, признают экономисты и организации вроде Международного валютного фонда), но также идет вразрез с нашими взглядами на справедливость в обществе.
Неравенство доходов коррелирует с неравенством в здравоохранении, доступностью образования и опасностью экологических проблем. Все это ложится на плечи детей в большей степени, чем на остальное население. В самом деле, приблизительно у каждого пятого малообеспеченного американского ребенка диагностирована астма, и этот показатель на 60 процентов выше, чем у детей из более благополучных семей. Трудности обучения появляются почти в два раза чаще у детей из семей с доходом менее $35 000 в год, чем у детей из семей, зарабатывающих более $100 000. Некоторые конгрессмены хотят урезать продовольственные талоны, на которые полагаются приблизительно 23 миллиона американских семей, а это грозит самым бедным детям голодом.
Неравенство в результатах тесно связано с неравенством возможностей. Как следствие, в странах, в которых у детей нет адекватного питания, доступного образования и медицины, но при этом повышено влияние проблемной экологии, дети бедных родителей имеют совсем другие шансы в жизни, нежели дети богатых.
В настоящий момент в США наблюдается наименьшее равенство возможностей среди всех преуспевающих стран, что связано, в частности, с прямой зависимостью будущей жизни американского ребенка от доходов и образования его родителей. К примеру, только 9 процентов студентов самых элитных университетов США происходят из половины населения с наименьшим заработком, в то время как 74 процента студентов относятся к четверти населения с наибольшими доходами.
В большинстве стран общество понимает свою моральную обязанность помогать всем молодым людям развивать свой жизненный потенциал. В некоторых странах даже приняты конституционные требования равенства в доступности образования.
Но в Америке больше денег тратится на обучение богатых студентов, чем на малообеспеченных. В результате США истощает один из самых своих ценных национальных активов, а некоторые молодые люди, лишенные необходимых навыков, занимаются бесполезным делом. Американские штаты, к примеру, Калифорния, тратят почти столько же денег на тюрьмы, что и на высшее образование, а иногда и больше.
При отсутствии компенсирующих мер – включающих дошкольное образование, в идеале начинающееся в очень раннем возрасте, – неравные возможности на старте превращаются в неравенство в течение всей жизни. Этот факт должен заставить политиков принять меры.
Ведь несмотря на то, что негативные эффекты неравенства достигают обширных масштабов и возлагают на экономику и общество огромное бремя, их можно избежать. Крайности неравенства, наблюдаемые в некоторых странах, не являются неминуемым следствием экономических сил и законов. Верная политика – в частности, более мощная социальная защита человека, прогрессивное налогообложение и лучшее регламентирование (особенно финансового сектора) – может противостоять этим разрушительным тенденциям.
Чтобы вызвать политические силы, которые проведут необходимые реформы, мы должны открыть бездействующим, инертным политикам ужасающие факты неравенства и его влияния на наших детей. Мы можем уменьшить детскую депривацию и увеличить равенство возможностей, таким образом, заложив фундамент более справедливого и процветающего будущего, которое будет отражать наши собственные общепризнанные ценности. Так почему бы нам этого не сделать?
Тот урон, который наносится детям из-за неравенства, поглотившего нашу экономику, политику и общество, требует особого отношения. Как бы ни были малоимущие взрослые виноваты в том, как им приходится жить, – возможно, они недостаточно усердно трудились, недостаточно копили или принимали неверные решения – условия их детей полностью зависят именно от них, у детей нет права выбора. Дети, возможно, в большей степени, чем кто-либо другой, нуждаются в защите своих прав – и США должны стремиться стать в этом вопросе примером для всех других стран.
Эбола и неравенство
[65]
Эпидемия Эболы вновь напомнила нам о недостатках глобализации. Границы стерты не только для перспективных идей вроде принципов социального правосудия и равенства полов, но и для экологических проблем и болезней.
Этот кризис также напоминает нам о важной роли правительств в цивилизованном обществе. Мы ведь не обращаемся к частным компаниям, чтобы проконтролировать распространение болезни, подобной Эболе, мы обращаемся к институтам – Центру контроля и предупреждения болезней (Centers for Disease Control and Prevention, CDC) в США, Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) и Врачам без границ (выдающейся группе врачей и медсестер, рискующих своими жизнями, чтобы сохранить жизни других людей в бедных странах по всему миру).
Даже фанатики правых взглядов, которые хотят уничтожить государственные институты, обращаются к ним, когда сталкиваются с чем-то подобным эпидемии Эболы. Конечно, правительства не всегда способны справиться с подобными бедствиями, однако мы надеемся, основная тому причина – недостаточное финансирование соответствующих агентств на национальном и общемировом уровнях.
Эпидемия Эболы преподала нам и другой урок. Причина, по которой болезнь так быстро распространилась по Либерии и Сьерра-Леоне, состоит в том, что обе страны разорены войнами, большая часть населения истощена голодом, а система здравоохранения уничтожена.
Кроме того, хотя частный медицинский сектор играет важную роль, разрабатывая вакцины, у него нет стимула тратить ресурсы на заболевания, поражающие малоимущих или бедные страны. Лишь в том случае, когда угрозу начинают чувствовать развитые страны, начинается серьезное инвестирование в разработку вакцин против болезней вроде Эболы.
Я не критикую частный сектор; в конце концов, фармакологические компании существуют в бизнесе не за счет добросердечности своих основателей, и у них нет лишних денег, чтобы предотвращать или лечить болезни бедных. Эпидемия Эболы, напротив, предлагает задуматься о том, стоит ли нам полагаться на частный сектор в вопросах, с которыми может куда лучше справиться правительство. Действительно, если бы государственное финансирование было больше, вакцину от Эболы могли разработать еще несколько лет назад.
Неудачи Америки в этом отношении привлекли определенное внимание – настолько сильное, что некоторые африканские страны теперь принимают приезжих из США с особыми мерами предосторожности. Это, однако, также следствие более фундаментальной проблемы: американское здравоохранение, полагающееся в большой степени на частный сектор, терпит поражение.
