Помимо этого целый ряд положений в этих соглашениях связан с интеллектуальной собственностью. Права в сфере интеллектуальной собственности, безусловно, важны, но, впервые столкнувшись с этими вопросами в рамках уругвайского раунда международных торговых переговоров еще в эпоху администрации Клинтона, я убедился в том, что данные положения в соглашениях придуманы отнюдь не для того, чтобы содействовать научному прогрессу. Их задача – потуже набить кошельки корпораций преимущественно в фармацевтической и развлекательной сфере. Более того, существуют серьезные опасения, что некоторые из этих положений даже тормозят научный прогресс.
Положения об интеллектуальной собственности в новых торговых соглашениях настроены особенно агрессивно в адрес лекарственных препаратов-дженериков. Парадоксально то, что Обама, который так активно продвигал законопроект, обеспечивающий более эффективную и доступную систему здравоохранения, теперь готов перечеркнуть свои же собственные усилия заключением соглашений, из-за которых цены на лекарственные препараты неминуемо вырастут.
В статье «Как интеллектуальная собственность способствует усугублению неравенства» я развиваю тему роли интеллектуальной собственности в увеличении раскола в обществе и рассматриваю в качестве примера нашумевшую историю, связанную с тем, что одна частная компания попыталась запатентовать тест на определенный набор генов, отвечающих за предрасположенность к раку груди, и, таким образом, вынуждать людей, желающих выяснить, насколько они подвержены риску заболевания, пользоваться именно их тестом, что, разумеется, позволило бы этой компании как угодно взвинчивать цены. Возможно, самым ужасным проявлением неравенства является лишение права на жизнь, а ведь именно это и делает наша система медицинской интеллектуальной собственности. К счастью, в приведенном примере Верховный суд признал патенты недействительными. Но примечательно то, что даже после признания этих патентов недействительными против других компаний, предлагающих тесты на эти гены по более низкой цене, выдвигались судебные иски.
Закон об интеллектуальной собственности не был дан нам богом. Он – дело рук человека. Это социальный конструкт, который задумывался для того, чтобы стимулировать инновации и распространять знание. Но законодательство в отношении интеллектуальной собственности включает в себя множество тонкостей, которые, будучи неверно интерпретированы, могут воспрепятствовать внедрению инноваций. Так, например, предполагается, что патент выдается только за новые идеи, именно поэтому закон содержит стандарт новизны. Нововведение должно быть достаточно новым. Ко всему прочему, патенты выдаются на ограниченный срок – на 20 лет. Фармацевтические компании стремятся расширить свою монопольную власть, периодически привнося незначительные улучшения в свои препараты. Это называется обновлением патентов. Индия заняла жесткую позицию: она отказалась признать патент на якобы новую версию лекарства, по факту претерпевшего лишь минимальные изменения. В статье «Мудрое решение Индии» я объясняю, почему Индия поступила абсолютно правильно. С того момента, однако, США оказывают давление на Индию, добиваясь изменений в ее политике и рассчитывая на то, что ее новое, лояльное к бизнесу правительство, возглавляемое премьер-министром Нарендрой Моди, окажется более сговорчивым.
Несмотря на то, насколько серьезно неравенство в Америке, и на то, что его уровень самый высокий среди других развитых стран, в некоторых развивающихся странах и странах с формирующимися рынками дела обстоят еще хуже (о чем я более подробно расскажу в следующей части книги). Неравенство может проявляться в многообразных формах, но некоторые из них приводят к особенно тяжелым социальным последствиям. Статья «Устранение крайнего неравенства. План устойчивого развития на 2015–2030 гг.» была написана в соавторстве с моим коллегой из Колумбийского университета, политологом и бывшим заместителем генерального секретаря ООН Майклом Дойлем, чтобы пропагандировать включение мер по снижению крайней степени неравенства в перечень целей развития, которые на тот момент обсуждались в ООН. На рубеже XX и XXI веков ООН сформулировала ряд целей развития тысячелетия, чтобы сконцентрировать внимание мирового сообщества на достижимых целях в ближайшие 15 лет. Среди них было и сокращение масштабов крайней бедности в мире вдвое к 2015 году. Программа ООН оказалась более успешной, чем ожидали даже самые ярые ее сторонники, причем не только с точки зрения привлечения внимания к необходимости сокращения бедности во всех ее проявлениях, но и в достижении заявленных целей.
Неудивительно, что по мере приближения 2015 года сложилось единодушное мнение о том, что необходимо сформулировать новый перечень целей. Однако на стадии обсуждения задач, которые должны войти в новый список, возникли серьезные споры. Учитывая мою убежденность в том, что неравенство, особенно в тех вопиющих масштабах, в которых оно существует во многих странах, губительно и для экономики, и для общества, было вполне естественно, что я бы непременно включил решение этой проблемы в список общемировых целей. Я объединил усилия с профессором Дойлем, так как счел важным осветить не только экономические последствия неравенства, но также политические и социальные. Один из аспектов неравенства, на котором мы заострили внимание, – неравенство в отношении этнических групп. В развивающихся странах эта разновидность неравенства непосредственно связана с гражданскими конфликтами. В Америке данный вид неравенства также очень распространен: возможности и условия жизни афроамериканцев, латиноамериканцев и других этнических групп разительно отличаются. Наибольшую обеспокоенность вызывает тот факт, что в благосостоянии представителей верхней части общества произошел прирост, в то время как положение дел людей со средним уровнем дохода практически не изменилось. В действительности Великая рецессия усугубила неравенство в уровнях благосостояния.
Поводом для предпоследней статьи данного раздела «Кризисы после кризиса» послужила моя обеспокоенность тем, что мы уделяем достаточное внимание Великой рецессии и ее последствиям, но практически полностью игнорируем долгосрочные проблемы. Если мы не займемся ими в ближайшее же время, в скором будущем мы столкнемся с рядом новых кризисов, включая изменение климата.
В каком-то смысле кризис продемонстрировал нам упущенную возможность: мы могли и должны были использовать его, чтобы увеличить объем инвестиций, благодаря которым сегодня мы смогли бы дать отпор проблемам, связанным с изменением климата. Если бы мы сделали это, экономический спад не был бы таким радикальным, темпы роста и уровень занятости были бы выше, и из кризиса мы вышли бы более подготовленными к борьбе с глобальным потеплением.
В других аспектах кризис усугубил существующие проблемы. Так произошло, например, с неравенством, которое сильно обострилось в последние тридцать лет минувшего века и еще больше с наступлением нового тысячелетия. Поскольку ФРС и администрация были слишком озабочены спасением банков и созданием бума на фондовом рынке, но обходили вниманием проблемы в жилищном секторе, неравенство в распределении благосостояния продолжило увеличиваться
[78].
