Как объясняется в главе 1, периоды спада экономики, особенно во время депрессии вроде той, что сейчас имеет место в Испании, плохо сказываются на неравенстве. Безработные, особенно находящиеся в этом состоянии длительное время, более вероятно погружаются в бедность. Высокий показатель безработицы давит на уровень зарплат, а зарплаты беднейших особенно чувствительны к подобным изменениям. Более того, ввод режима жесткой экономии ограничивает социальные программы, необходимые для благополучия среднего и рабочего классов. Как и в США, совмещение этих эффектов приводит к снижению цен на недвижимость – самого важного ресурса для среднего и рабочего классов.
Последствия растущего неравенства в Испании и ее глубокая депрессия серьезно ставят под сомнение будущее благополучие страны. Не только впустую растрачиваются ресурсы; портится человеческий капитал. Те, кто обладает навыками и не может получить работу в Испании, мигрируют: сегодня существует глобальный рынок талантов. Вернутся ли они, когда закрепится восстановление, будет частично зависеть от того, сколько продлится депрессия.
Проблемы Испании сегодня во многом являются результатом той же идеологии и особых интересов, которые (как описано в книге) привели к либерализации финансового рынка, отмене контроля и другим мерам «рыночного фундаментализма» в США. В нашей стране подобная политика привела к высокому уровню неравенства и нестабильности, к гораздо меньшим показателям темпа роста, чем в предыдущие десятилетия. (Политические меры «рыночного фунадментализма» также называют «неолиберализмом». Как я это объясняю, они не только полагаются на глубокое понимание современной экономической теории, но и на наивное понимание экономики, основанное на предположении об идеальной конкуренции и идеальном рынке.)
В некоторых случаях эта идеология была не чем иным, как замаскированной попыткой некоторых заинтересованных лиц получить еще больше. Развивалась связь между банками, застройщиками и некоторыми политиками: нормативы экологии и планировки были либо отброшены, либо неэффективны; банки не просто недостаточно регулировались – существующий контроль за ними был недостаточно подкреплен. Это был пир. Деньги текли повсюду. Некоторые из них возвращались к тем политикам, которые позволяли всему этому происходить, либо в виде взносов в их избирательную кампанию, либо в виде доходной работы после ухода из политики. Даже увеличились налоговые доходы, и политики могли расхваливать себя за то, что они привели к росту экономику, который на самом деле был вызван пузырем на рынке недвижимости, и за то, что они улучшили состояние бюджета страны. На самом же деле экономика держалась на неустойчивой, нестабильной основе.
В Европе неолиберальные идеи зашифрованы в базовой экономической структуре Евросоюза, и особенно еврозоны. Эти принципы должны были привести к большей эффективности и стабильности; предполагалось, что все выиграют от ускоренного развития, и никто не обращал внимания на то, как новые законы повлияют на неравенство.
В итоге это привело к меньшему развитию и большей нестабильности. В большинстве стран в Евросоюзе и до кризиса, и в еще большем масштабе после него ни бедные, ни средний класс не были благополучны. Моя книга разбивает многие ложные умозаключения идеологов рыночного фундаментализма и объясняет, почему политические меры, основанные на нем, постоянно терпят неудачу. Стоит все же более пристально взглянуть на то, как эти проблемы проявились в Европе.
Возьмем принцип мобильности рабочей силы. Предполагалось, что он приведет к эффективному распределению рабочей силы и что есть условия для воплощения его в жизнь. Однако из-за высокого уровня задолженности в некоторых странах молодые люди могут перестать выплачивать долги своих родителей, лишь переехав; налоги от выплат по этим долгам вызывают неэффективную миграцию.
Или возьмем принцип свободного движения товаров в сочетании с отсутствием налоговой гармонизации
[128]. Компании (и физические лица) стимулируются к переходу в юрисдикции с низким налогообложением, из которых они могут отправлять свои товары куда угодно в пределах Евросоюза. Местоположение основано не на том, где производство максимально эффективно, а на том, где самые низкие налоги. Это, в свою очередь, провоцирует ухудшение положения бедных, создавая не только давление на налогообложение для капиталов и корпораций, но также и уменьшая зарплаты и ухудшая рабочие условия. Бремя налогообложения ложится на рабочих. А с таким уровнем неравенства, связанным с неравенством капиталов и доходов корпораций, общее неравенство доходов (после уплаты налогов и отчислений) неизбежно возрастает.
Так называемый принцип одного рынка, по которому банк, регулируемый любым европейским государством, может работать где угодно внутри ЕС, в сочетании со свободной мобильностью капитала стал одной из самых худших политических мер неолиберализма. В предкризисные годы мы видели один из его аспектов: финансовые продукты и депозиты в недостаточно регулируемых странах вызывали опустошение в других; страны местонахождения юридического лица не могли исполнять свои обязательства по защите граждан и экономики. По тому же принципу идея о том, что рынки эффективны и что правительство не должно вмешиваться, привела к решению не вторгаться в рост пузыря недвижимости в Ирландии, Испании и США. Но рынки периодически были объектом неоправданного оптимизма и пессимизма: они были излишне оптимистичны в годы после введения евро, и деньги текли в недвижимость в Испании и Ирландии; сегодня они излишне пессимистичны, и деньги утекают из этих стран. Отток денег еще сильнее ослабляет экономику. А принцип одного рынка обостряет проблему: достаточно просто для жителя Греции, Испании или Португалии перевести свои евро на счет в немецком банке.
Банковская система, как и другие аспекты европейской экономики, искажена. Это не единое игровое поле. Уверенность в банках основывается на возможности выручить депозиторов банка, если дела пойдут плохо, и это именно тот случай, когда мы позволили банкам стать еще больше и торговать сложными, непрозрачными финансовыми продуктами, почти не поддающимися оценке. Немецкие банки превосходят испанские просто потому, что есть большая уверенность в том, что Германия сможет спасти свои банки. Существуют скрытые субсидии. Но это снова приводит к порочному кругу: так как деньги уходят из страны, экономика ослабляется, что подрывает уверенность в способности правительства спасти банки страны, что увеличивает отток капитала.
Есть и другие основы европейской экономики, которые усугубляют нынешние проблемы Европы: европейский Центральный банк сфокусирован исключительно на инфляции (в противопоставление США, где его круг обязанностей включает в себя развитие, занятость и финансовую стабильность). Глава 9 объясняет, почему подобная концентрация на инфляции приводит к большему неравенству. Но различие в обязанностях Центробанков особенно вредит Европе теперь, когда США понизили ставку процента буквально до нуля, а Европа нет, и евро стал сильнее, чем был бы, если бы этого не произошло, что ослабляет экспорт и усиливает импорт, приводя к еще большей безработице.
