Хотя привлечение Камерера, Левенштейна и Шиллера в область поведенческой экономики было важным промежуточным достижением, я понимал, что поведенческая экономика как научное предприятие не выгорит, если не привлечь критическую массу исследователей с самыми разнообразными исследовательскими навыками. К счастью, был кое-кто еще, у кого была та же самая цель и кто вдобавок располагал некоторыми ресурсами. Этим человеком был Эрик Ваннер.
Эрик Ваннер был координатором программ в фонде Альфреда Слоуна, когда заинтересовался связью психологии и экономики. По образованию Эрик – психолог, но я думаю, что по призванию он скорее экономист, поэтому он был рад получить возможность проверить, было ли что-то общее у этих двух научных направлений. Он обратился за советом к Амосу и Дэнни, спрашивая, как можно объединить психологию и экономику. Дэнни, который гордится тем, что он пессимист, вспоминает, как говорил Эрику о том, что «не представляет, как можно честно потратить деньги на это предприятие», но они оба – и Амос и Дэнни – посоветовали Эрику встретиться со мной. После нашей с Эриком встречи в Нью-Йорке в Фонде А. Слоуна Эрик убедил Фонд предоставить финансирование для поддержки моей исследовательской стажировки в Ванкувере и совместной работы с Дэнни.
Вскоре после того, как я вернулся в Корнелл, Эрик ушел со своей работы в Фонде Слоуна и занял пост президента в Фонде Рассела Сейджа, также базировавшемся в Нью-Йорке. Хотя поведенческая экономика не входила в число приоритетных направлений работы Фонда – который занимался вопросами социальной политики, связанными с бедностью и иммиграцией, – совет директоров был настолько заинтересован в том, чтобы Эрик у них работал, что согласился позволить ему внести в список основных направлений деятельности Фонда еще и поведенческую экономику. Естественно, Эрик не больше моего имел представление о том, каким образом развивать эту новую область, но мы объединили усилия и попытались придумать, как поставить ее на рельсы.
Первая идея, которая пришла нам тогда в голову, казалась подходящей. Поскольку цель состояла в том, чтобы объединить экономику и психологию, мы решили организовать серию совместных встреч психологов и экономистов в надежде, что между ними пробежит искра. Мы пригласили три группы исследователей: известных психологов, которые были готовы провести день в дискуссиях с экономистами, несколько выдающихся экономистов, которые не имели предубеждений в отношении использования новых подходов в экономических исследованиях, а также еще нескольких матерых ученых, которые занимались исследованиями.
Эрик обладал даром убеждения, и в результате его обаяния и настойчивых уговоров уже на первую встречу нам удалось собрать настоящую плеяду психологов. Мы, конечно, пригласили Амоса и Дэнни, но кроме этого были еще Уолтер Мишел, прославившийся экспериментом с печеньями и зефиром, Леон Фестингер, который сформулировал концепцию когнитивного диссонанса, а также Стэнли Шахтер, один из пионеров в области изучения эмоций. В совокупности это была просто команда мечты из психологов. Некоторые дружелюбно настроенные экономисты, которые согласились принять участие, также были звездами: Джордж Акерлоф, Уильям Баумол, Том Шеллинг, Ричард Зекхаузер. В команду матерых исследователей входили Колин, Джордж, Боб и я. Эрик также пригласил Ларри Саммерса на открытие, но Ларри не смог приехать и вместо себя предложил пригласить одного из своих недавних студентов, Андрея Шлейфера. Именно на той встрече я впервые встретился с Андреем, который позднее стал моим соавтором. Джон Элстер, эклектичный норвежский философ, который, кажется, интеллектуально подкован практически во всех областях, завершал наш список звездных гостей.
При всей звездности состава двусторонние встречи, которые мы провели, не увенчались успехом. У меня сохранились два ярких воспоминания. Первое связано с Леоном Фестингером, который делал едкие замечания, прерываясь только на перекур во дворе. Второе – это просьба, прозвучавшая из уст Уильяма Баумола, заняться чем-то еще помимо поиска аномалий. Он считал, что наше копание в аномалиях, как он это называл, уже выполнило свою миссию и что пришло время двигаться дальше, к более конструктивной исследовательской программе. Но сам он не мог предложить идеи относительно того, какой должна быть эта конструктивная исследовательская программа.
Думаю, настоящая проблема, с которой мы столкнулись, носила общий характер, это понимание пришло ко мне с опытом. Междисциплинарные встречи, особенно те, которые посвящены глобальным проблемам (борьба с бедностью, потепление климата) обычно оказываются мало результативными, даже в том случае, когда участники – все сплошь светила науки. Это случается потому, что ученые не любят вести абстрактные разговоры, их интересуют конкретные научные результаты.
[44] Однако если исследователи из одной научной области начинают представлять результаты своей работы так, как они делают это обычно для своих коллег, то исследователи из другой области вскоре оказываются под лавиной технических подробностей, которые им непонятны, и устают от скучных теоретических выкладок, которые им кажутся бессмысленными.
[45]
Независимо от того, насколько верны мои неутешительные выводы о междисциплинарных конференциях, присутствие и активное участие звездной команды психологов на этих встречах, организованные в офисе Фонда Рассела Сейджа в Нью-Йорке, приносили вдохновение и вместе с тем внушали ложные ожидания относительно будущего этой области науки: вдохновение потому, что научные светила тратили свое время, чтобы приехать, и, следовательно, полагали, что эта затея в целом разумная и стоящая; ложные ожидания, потому что эти встречи убеждали нас в том, что успешное будущее поведенческой экономики зависит от междисциплинарных усилий со стороны психологов и экономистов, которые должны работать вместе. Для Амоса, Дэнни и меня думать так было совершенно естественно, поскольку мы многому научились друг у друга и начали проводить совместные исследования.
Оказалось, мы ошибались. Хотя некоторые психологи и экономисты успешно сотрудничали на протяжении многих лет, например Дражен Прелеч и Эльдар Шафир как отличная иллюстрация, поведенческая экономика оказалась целиком областью, в которой экономисты рассказывают о своей работе психологам, а затем идут восвояси проводить исследование самостоятельно. Яркий пример тому – один из постоянных участников наших совместных конференций Стэнли Шэхтер. Он пробовал делать исследования в области психологии рынка ценных бумаг, но был вскоре разочарован реакцией, которую он получил от рецензентов из ведущих финансовых и экономических журналов, так что в конце концов забросил эту исследовательскую программу.
