– Они все были сумасшедшими тогда. Брата моего деда возили в Кремль якобы для того, чтобы он лечил сына Сталина от пьянства, но это был только повод. Тогда за власть боролись разные группировки в Политбюро, и в госбезопасности были люди, которые хотели кому-то из боссов помочь в этой борьбе, даже с помощью оккультиста. Понимаете, внезапную естественную смерть своего политического противника нельзя организовать с помощью гипноза. А вот с помощью некой силы, которая получена в ходе оккультного ритуала с жертвоприношением, когда из трупов жертв изымаются органы – сердце, кисти рук и прочее… это порой выходит. Здесь, на Валдае, кое-кто умер тогда из членов Политбюро. И это произошло после того, как брат моего деда убил, принес в жертву мальчишку с девчонкой. Да это было лишь начало – смерть от вроде бы внезапного сердечного приступа тут, на закрытой охраняемой даче. Это была своего рода репетиция, подготовка. Они там, в Кремле, метили выше, подбирались к самому Хозяину, к Сталину. Это был оккультный заговор против его жизни, здоровья, и они хотели, чтобы брат моего деда им в этом помог своим талантом колдуна!
В опорном пункте повисла гнетущая тишина.
КАК БЫЛО РЕАГИРОВАТЬ НА ТАКУЮ ВОТ «ЧИСТУЮ ПРАВДУ»?
– Я вам все сказал, теперь скажите мне, где вы видели то второе зеркало. – Симон встал со стула. – Вы мне обещали. Когда обещания касаются таких вещей, про которые мы говорим, их надо держать.
– Вы знаете, кто убил самого Валенти и Мордашову? – спросила Анфиса.
– А вы разве не имели на эту тему беседы с одной здешней старой клячей? – Симон внезапно рассвирепел. – Ты… заткнись, ты вообще никто здесь и не имеешь права вякать, тешить свое дурацкое любопытство! Когда речь идет о таких вещах, великих страшных вещах, когда…
– Я скажу, у кого было зеркало. Ответь девушке вежливо, – сказал Шапкин. – У нас про то убийство до сих пор разное болтают.
– У него… у Валенти, – Симон словно поперхнулся этим именем, – потом, после всего пошло что-то не так. Он оказался неважным учеником Поля Седира, а может, магия зеркал не сработала. ОНИ вырвались у него из-под контроля, ОНИ вернулись, чтобы отомстить и получить свое, то, что он взял, вырезал из их мертвых тел, там, в провале. Из чего он изготовил ту вещь, талисман, которым хотел пользоваться и распоряжаться сам, плюя на разные там вербовки и органы… Он хотел сам диктовать законы и повелевать чужими судьбами, жизнями. Но что-то пошло не так. ОНИ вырвались на свободу. ОНИ вернулись и отомстили ему и этой бабе, матери, которая отдала их ему, волку, на растерзание. И до тех пор, пока они не найдут, не вернут свое, они не успокоятся. Не угомонятся. Они – ТВАРИ НОЧНЫЕ и приходят по ваши души по ночам. Но это не значит, что здесь и сейчас, в этой вашей грязной ментовке, их нет – вон там за дверью, алчных, стерегущих своего часа!
– Вот адрес, квартира и дом, где я видел похожее зеркало, – Шапкин невозмутимо черкнул что-то на листе бумаги. – Не знаю только, когда ты им воспользуешься, Трущак. Показания твои – не эти, конечно, а насчет улицы Доватора, семьи Приходько и соседки будем проверять, так что должен объявить тебе, что это повторное задержание коротким для тебя не…
Симон поднес к глазам бумагу. Его лицо исказила судорога. И он упал без чувств.
Глава 40
КОГДА ПУХНЕТ ГОЛОВА…
– Голова моя бедная, голова пухнет, – бормотала Анфиса.
Они шли с Катей через город пешком. Возвращались из опорного пункта. Куда? В «Дали», конечно, потому как не было в Двуреченске для них иного пристанища.
Шапкин и оперативники увезли Симона после того, как он пришел в себя. Куда? Естественно, не домой, а в изолятор временного содержания. «Браслеты»-наручники, правда, сняли.
– Голова пухнет, – Анфиса остановилась и топнула ногой, – такой бред, ну такой бред… Поверить трудно, что сейчас в наше время находятся такие вот Симоны и… Знаешь, даже если он ни к чему не причастен, то его – вот такого выпускать на волю нельзя. Опасно выпускать. Он же… он же не просто сумасшедший, шизик, он верит во все, что плетет. Он же волхв, Катя. Самый настоящий волхв, из тех, про которых еще в Библии сказано. Что вот, мол, придут на нашу погибель волхвы, лжецы и обманут и смутят, прельстят. Все эти чертовы маги, кудесники, чародеи, фокусники, гипнотизеры… Пускай он даже ни при чем, пускай он не убийца, не наниматель киллера, не педофил, он хуже, Катя. «Твари ночные», – ты слышала, как он это говорил? А ведь это про детей, про тех загубленных цирковых детей, которых, как он убежден, убил его дед Валенти. Тот тоже был волхв и сумасшедший. Но он свое получил. А этот внучатый племянничек, наш современничек… «Твари ночные» – ему же совсем их не жалко. Детей не жаль! «Спиногрызы», как он их всех… Случись что в провале, когда он с пацанами туда намылился, он бы бросил их там, заживо бы замуровал. И он снова лгал нам там, в опорном. Разве ты не чувствовала, что он лгал нам и сейчас? Эта ВЕЩЬ, талисман, который ему воображается, изготовленный якобы из частей детских тел тогда, в сорок восьмом… Он ведь его ищет здесь вовсе не для того, чтобы снять с себя и своего рода проклятие. Он хочет им завладеть, жаждет найти его и обратить в свою пользу. Бред, конечно, паранойя, но он в это верит. Такие, как он, безумцы, волхвы – они могут натворить что угодно: объявить, например, конец света и заставить поверивших в землю заживо зарыться. А могут и детей принести в жертву, зверски, безжалостно убить ради какой-то там своей бредовой мистической цели. Таких в одиночке надо пожизненно держать, в кандалах, с кляпом во рту, чтобы они не…
– Знаешь, что за адрес был на бумаге? – спросила Катя.
– Наплевать! При чем тут адрес, когда…
– Улица Ворошилова, дом и квартира учителя-убийцы.
Анфиса поперхнулась, покраснела. Потом погрозила кулаком. Кому? Бедному провинциальному городу Двуреченску, что жил, казалось, своей обычной дневной жизнью. И если и помнил о ночных перестрелках, то старался не подавать вида.
Ехали автобусы и машины, брели по разбитым тротуарам редкие прохожие. В аптеке на площади драили витрину. К ларьку с мороженым выстроилась очередь школьников – видно, только-только закончился последний урок.
– Я вот что тебе скажу, – Анфиса обернулась к Кате, – если с НИМИ, с детьми, взрослые могут поступать вот так – калечить, насиловать, продавать за бутылку водки, голодом морить, убивать, то… ОНИ, дети, имеют право на все. На все, понимаешь? Симон сказал, что ОНИ вернулись тогда в мае сорок восьмого и отомстили Валенти, прикончили его. Так вот, они имели на это право. Пусть это тоже бред, сказка, миф. Но, по крайней мере, это миф справедливый. Это не похоже на «иногда они возвращаются», это не американская страшилка, это возмездие за зло, которое совершили и совершают взрослые. До сих пор совершают, как мы с тобой успели убедиться. Так если на этом свете за всю эту взрослую жестокость не находится достойного наказания, так пусть… пусть они возвращаются оттуда и мстят. Мстят кроваво и беспощадно. Я только «за». И это будет самый лучший, самый справедливый конец истории.
Катя молчала. Она не узнавала свою подругу. Анфиса всегда отличалась здравомыслием, скепсисом, она была реалистка до мозга костей. Но неделя отдыха в Двуреченске, в этом краю валдайских колокольчиков и неразгаданных тайн, изменила ее. Ах, как изменила!
