Смарт вручил Шеви пульт в виде кулона, который держал в руке.
– Я сделал копии для себя и остальной команды, но этот пульт – самый главный, со всеми кодами доступа. По сути, в нем заключена вся история проекта. Не потеряйте его.
Шеви повесила пульт себе на шею.
– Буду держать под подушкой рядом с вашей фотографией.
Смарт сдернул маску, и Шеви впервые за все девять месяцев увидела, как он улыбнулся по-настоящему.
– Мне будет не хватать вас, Савано, когда все это закончится. Ни один из этих ребят ни разу не решился надерзить мне. Но все равно учтите: если вы напортачите, я добьюсь, чтобы вас направили в Мурманское отделение.
– У нас нет Мурманского отделения.
– На самом деле есть. Очень глубоко подо льдом.
– Поняла вашу мысль. Не волнуйтесь, Феликс. Мальчишка в камере, и я никому не позволю дотронуться до пульта.
Смарт снова надел маску.
– Отлично. В таком случае через десять минут вы досрочно отправитесь домой с хорошими рекомендациями и чистым послужным списком. Но если из этого модуля выйдет кто-то чужой, не забудьте, чему вас учили: всегда цельтесь в грудь.
– Я помню, – кивнула Шеви. – В грудь. В самую большую мишень.
Они обменялись рукопожатием, хотя Шеви очень не хотелось этого делать. И вовсе не из-за боязни микробов. Просто за девять месяцев скуки она пристрастилась к просмотру боевиков, а как известно всякому киноману, стоит двум враждующим копам начать испытывать друг к другу уважение и приязнь, как второстепенный коп непременно погибает.
«А если кто здесь и есть второстепенный персонаж, – подумала она, – так это я».
Смарт, пригнувшись, нырнул в люк и уселся рядом со своей командой.
Он досчитал в обратном порядке до пяти, разгибая сжатые в кулак пальцы, и вся команда сгрудилась в середине модуля, обхватив друг друга за плечи. Смарт нажал на висящий у него на шее кулон, и модуль тут же залило оранжевым светом. Раздался громкий свист, и облако света почти мгновенно схлопнулось само в себя, породив локальный вакуум, который Шеви почувствовала даже со своего места за компьютерами.
Гул достиг почти ураганной громкости. Команда Смарта задрожала, расплываясь, когда составляющие ее молекулы стали распадаться. Размытые фигуры людей стали оранжевыми и разлетелись пузырьками, которые закружились посреди аппарата маленьким спиральным циклоном. Шеви могла поклясться, что разглядела в пузырьках отражение разных частей тела.
Откуда же, интересно, возникло это отражение? Из субатомных частиц?
Открывшаяся червоточина выглядела как труба из света и оказалась немного меньше, чем в глубине души ожидала Шеви. Однако ее вполне хватило, чтобы всосать в себя атомы членов аварийной бригады и их командира. Пузырьки продолжали вращаться по спирали вниз, постепенно оседая на полу модуля пульсирующим белым кругом. Он сверкнул, как новенький серебряный доллар, а потом начал кружиться поперек оси, разбрасывая по всему подвалу яркие блики.
Ослепленная, Шеви зажмурилась, а когда снова открыла глаза, червоточина уже закрылась, оставив после себя лишь легкое облачко дыма в форме вопросительного знака.
Шеви осторожно обошла компьютерный стол и заглянула внутрь модуля. Там было холодно, а на металлических стенках поблескивали капельки оранжевого геля.
«Надеюсь, это не какие-нибудь особенно важные части тела».
Смарт и его команда исчезли, в этом не было никаких сомнений.
«А ведь до этого момента я не верила истории Оранжа, – задумалась Шеви. – Ни на секунду не верила. И даже не уверена, что верю сейчас».
Однако было невозможно отрицать, что ее напарник исчез – может, в червоточине, как было запланировано, а может, просто испарился под этими давно устаревшими лазерами.
«Об этом можешь поразмышлять потом, когда окажешься дома, в Малибу. А до тех пор – действуй, как профессионал».
Назначенные десять минут Шеви решила потратить на просмотр видеозаписи с главного пульта. Вдруг там найдется, что добавить к отчету. А потом, кто знает – есть ведь ничтожный, призрачный шанс, что Райли говорил правду. Впрочем, даже если и так, таинственному злодею, которого мальчик боится, все равно не пробраться в будущее.
Перед внутренним взором Шеви внезапно промелькнуло лицо Райли: широко раскрытые глаза, выпачканная сажей бровь.
Не божественная сила, так дьявольская.
Она вздрогнула. Может, мальчик и лгал, но сам он был уверен, что говорит правду.
4. Альт-тек
Бэдфорд-сквер. Блумсбери. Лондон. 1898
Альберт Гаррик негромко мурлыкал себе под нос бесхитростную колыбельную. Когда-то он выучил ее, сиживая на коленях у ирландки, которая вынянчила едва ли не половину обитателей Олд-Найчола
[7]. Если Гаррик и хранил в своей душе хоть одну непреложную истину, твердую и несгибаемую, как стальной стержень, то эта истина гласила: никогда-никогда он не вернется на Олд-Найчол, даже на час, даже спасаясь от свирепой облавы.
– Лучше висеть в петле, чем вернуться в эту выгребную яму, – клялся он себе сквозь стиснутые зубы.
Надо признать, в данном случае слова «выгребная яма» отнюдь не были преувеличением. Трущобы Олд-Найчола были отгорожены от других кварталов широкой сточной канавой. Великий пожар
[8] пощадил их, но с тех пор это обиталище беднейших отбросов Лондона так ни разу и не подновлялось. Настоящая выгребная яма, иначе не скажешь. Грязная гниющая канава, где облезлые хибары перемежались кучами отбросов, и где самый воздух был пропитан едкой вонью заводской копоти и пронзительными воплями вечно голодных младенцев.
Ад на земле.
Альберт Гаррик продолжал мурлыкать. Слова будто сами собой всплывали из темных теней прошлого, и убийца негромко напевал их мягким приятным тенором:
Один младенец, десять, двадцать
Вольно монетам в горсти бряцать,
Но вот явился Старый Ник
[9], похитил крошек он моих.
Умолк мой дом, померкнул день, молюсь о хлебе каждый день.
Гаррик хмуро ухмыльнулся. Эта песенка напоминала о холере, что едва ли было подходящим сюжетом для колыбельной: вместо того чтобы убаюкивать, она только возбуждала детские страхи, и Гаррику редко удавалось заснуть под нее. Почти вся семья Гаррика – девять человек – полегла во время эпидемии. Болезнь непременно прибрала бы и его самого, если бы не сообразительный папаша, который однажды ночью в темном переулке перерезал горло уборщику из «Театра Адельфи» и явился утром затребовать его место. Конечно, уборщик был папашиным приятелем, но речь ведь шла о жизни и смерти, а Темза и так битком набита телами лучших друзей. Редкий прилив обходился без того, чтобы к побережью Баттерси не прибило очередной труп чьего-нибудь доброго приятеля.
