– Поверьте, я способен вас удивить, – сказал Райли и в подтверждение своих слов высоко подпрыгнул, взвившись в воздух, и с силой рубанул рукой по пустому стулу.
– Неслабо, – согласился Маларки, отряхивая щепки со своих кожаных штанин. – Но я в пять минут отыщу хоть дюжину парней, которым такие штуки нипочем. Мне нужно что-нибудь поартистичнее, понимаешь… немного театра. Людям надоело просто смотреть, как безмозглые громилы тупо молотят друг друга.
Райли протянул ему запястья:
– Наденьте на меня наручники, и я все равно отлуплю любого, кого вы выставите против меня.
– Прямо не знаю. Нам ведь уже заплатили.
– А разве вам не хочется узнать, почему тот человек хочет нашей смерти? Знание – сила, разве не так? А настоящему королю всегда требуется и то, и другое.
Маларки снова похлопал хлыстом по бедру.
– Ты, конечно, одаренный парень, но больно уж разговорчив. А я усвоил, что в нашем деле обычно куда разумнее держать рот на замке, делать свою работу и задавать поменьше вопросов. Да, я хотел бы знать, почему столь выдающийся человек хочет от вас избавиться, но в этой игре, если знаешь слишком много, можешь лишиться головы куда раньше, чем если не знаешь почти ничего.
Шеви вдруг осенила идея:
– А что, если драться буду я, а, здоровяк? Как тебе такой вариант?
Хлыст Маларки замер на половине взмаха.
– Ты? Драться? Нет, у нас такое не пройдет. Мы вообще стали допускать дамочек в наше Тайное Логово совсем недавно.
Но Райли уже просчитал все на три хода вперед.
– Мистер Маларки, эта леди владеет особыми боевыми искусствами индейцев. Я своими глазами видел, как она одним ударом сбила с ног вооруженного казака… и его лошадь. По ее виду не скажешь, но она неистова в схватке, сэр. Дальновидный человек может заработать немалые деньги, делая ставки на Шеви.
Маларки задумчиво почесал ценник на своей груди.
– Шансы будут неравные, а значит, и ставить на нее будут немного. Но каждый сражается только за одно место. Выходит, ты, парень, опять остаешься не у дел.
– Никаких проблем, – заявила Шеви. – Выставите двух ваших лучших бойцов, и я побью их обоих.
Маларки изумленно хохотнул:
– Двоих? Говоришь, побьешь двоих сразу? – Он подмигнул Райли: – И какой высоты была та стена, с которой она навернулась?
8. Красная перчатка
Театр «Ориент». Холборн. Лондон. 1898
Альберт Гаррик испытывал к театру «Ориент» смешанные чувства. С одной стороны, он слишком дорожил воспоминаниями о своей жизни в бытность иллюзионистом, чтобы расстаться с ними навсегда; с другой, вид давно стоящего без применения реквизита к некогда знаменитым фокусам причинял ему боль.
Сейчас он бродил по сцене, то подтягивая кое-где веревки, то поправляя зеркала, и каждое прикосновение к этим чудесным приспособлениям рождало на его лице грустную улыбку.
«Ах, эти китайские водяные чаши. Как публика рукоплескала мне тогда, в Блэкпуле. «Ломбарди, – кричала она. – Ломбарди, Ломбарди».
Гаррику пришло в голову, что теперь, когда его физическое состояние многократно улучшилось, ему стали посильны практически любые фокусы.
«Я стал гораздо гибче, так что мог бы выбраться даже из газового сифона. Право, Великий Ломбарди мог бы сделаться величайшим иллюзионистом в мире».
Какая соблазнительная идея – разъезжать по всей Европе, от одного королевского дворца к другому, поражая воображение монархов и правителей. Носить бархатную мантию, расшитую самоцветами…
Как много возможностей!
Гаррик отправился на кухню и, не присаживаясь, перекусил мясом и сыром с горбушкой слегка зачерствевшего хлеба и графином водянистого пива.
«Конечно, мне понадобился бы ассистент. И на этот раз я выбрал бы его более рассудительно и не стал бы с ним миндальничать. Я был чересчур мягок с Райли. Это его и испортило».
Поев, Гаррик вернулся на сцену, сдернул с гвоздя свой бархатный плащ и набросил его на плечи. А потом, поддавшись сентиментальному порыву, вызванному чувством одиночества, водрузил на голову шелковый цилиндр, принадлежавший самому Ломбарди.
«С этими ассистентами столько хлопот, – размышлял он. – Учишь их, воспитываешь, а они вдруг становятся самостоятельными личностями, со своими собственными желаниями и предпочтениями».
Сабина тоже причинила ему немало страданий. Разве не ее вероломство вынудило его отказаться от совместных выступлений?
«Но она была так прекрасна. Само совершенство».
На него навалилась усталость, бороться с которой уже не было сил. Тогда он уселся в кресло, стоявшее на невысоком круглом возвышении посреди сцены, и решил часок-другой вздремнуть перед тем, как выйти на охоту на Райли и Шеврон Савано.
И, как это с ним часто случалось, во сне он увидел Сабину. Свою самую первую, самую прекрасную ассистентку. Совершенство. До тех пор, пока…
Поначалу молодому Альберту Гаррику казалось, что на смену кошмарам его юности пришла совсем новая, чудесная жизнь. Благодаря обучению у Ломбарди он достиг мастерства в своем деле, а когда итальянца не стало, ловко занял его место. Ни одно представление не было отменено, и Сабина с явным удовольствием возобновила свой контракт.
Потерявший голову от любви, Гаррик осыпал девушку всевозможными свидетельствами своего обожания, на которые та отвечала радостными восклицаниями, порывисто обнимала его, называла своим Альбертом и целовала в щечку. Впервые в жизни Гаррик чувствовал себя счастливым, и даже его привычные ночные кошмары, заполненные кровью и холерой, потускнели и стали являться все реже и реже.
К несчастью для молодого Гаррика, сердце Сабины было так же холодно, как и блестящие побрякушки, к которым она питала большую слабость. Девушка никогда не оставляла намерения бросить своего нанимателя при первых же признаках появления более многообещающего варианта.
Летом 1880 года молодой Альберт Гаррик – теперь уже Великий Ломбарди – занимал в списке звезд театра Адельфи второе место после известного драматурга и актера англо-ирландского происхождения Дайена Бусико, когда стал замечать, что Сабина то и дело принимается флиртовать с одним из осветителей сцены, молодым парнем по имени Сэнди Моргамильтон. Это не только уязвило Гаррика, но и изрядно удивило его: обычно Сабина не тратила времени на обслугу. Однако, проведя небольшое расследование, Гаррик выяснил, что Моргамильтон вовсе не был безродным бедняком. Напротив, он являлся наследником процветающей компании, занятой торговлей кофе, а в театр Адельфи он был направлен на год, чтобы вывести это заведение из имущества компании.
«А раз я сумел выяснить, кто такой на самом деле Сэнди Моргамильтон, значит, это могла сделать и Сабина», – рассудил Гаррик. Он начал внимательнее присматривать за парочкой, обнаружив незаурядные способности к слежке, которые немало послужили ему и в дальнейшем. День за днем он с болью в сердце наблюдал, как женщина, которую он боготворил, отдавала все свое внимание пустоголовому, ничем не примечательному юнцу, единственным достоинством которого было знатное происхождение.
