(Здесь нужно отметить, что, по крайней мере, 10 лет представляют собой предмет дискуссии, поскольку мусульманское летоисчисление начинается в 622 году новой эры с момента Хиджры, в то время как пророк Мухаммад, незадолго до смерти объявивший о «завершении Ислама», умер 10-ю годами позднее – в 632. Кроме того, исчисление лет в мусульманском мире ведется как по лунному календарю, так и по солнечному (напр. в Иране). А это дает на сегодняшний день разницу в 40 лет!)
Все эти подсчеты, тем не менее, не служат нарушением коранического предписания о скрытости «Часа», т. е. того момента, когда реально завершится человеческое время. Во-первых, для нас сегодня отнюдь на определено, что именно наш цикл становится тем, на котором завершается бесчисленная вереница предыдущих. Ведь перед каждым человечеством, канувшим в бездну, ставилась та же самая задача, что и перед нами: стать последними! Сам факт существования нас в данный момент свидетельствует о том, что эти бесчисленные человечества со своей задачей не справились, о чем, собственно, недвусмысленно говорится в Святом Коране: «До вас были поколения, которые были мощнее, чем вы и взрыли землю глубже, но разве ты (о Мухаммад) слышишь от них хотя бы шорох». Не будем уподобляться буквоедам, считающим, что речь идет о предыдущих этапах нашей единственной истории: те поколения были не мощнее нас и «шорох» от них мы слышим хотя бы археологический. А во-вторых, в Сунне пророка (МЕИБ) есть хадисы, которые говорят, что Всевышний обещал сделать последний час и последний день нашего времени неопределенно долгим, если это понадобится для исполнения обетования о приходе Махди – ожидаемого вождя верных единобожников. Таким образом, вопрос о сроках не сводится к часовому механизму, запущенному как машина космического проявления. Внутри него есть фактор трансцендентной воли, который таинственным образом входит во взаимодействие с реализацией нашей человеческой миссии на земле. Собственно говоря, это и называется промысел Божий!
ГЛАВА 5 Следующие за Аллахом и следующие за сатаной
Итак, перед сегодняшним человечеством открываются, возможно, считанные столетия, в течение которых ему предстоит решить собственную метафизическую судьбу: присоединиться ли к тем предшественникам из неведомой бездны других времен и других онтологических проявлений, которые уже необратимо исчезли, или стать последним человечеством, для которого откроется перспектива Суда?
Ибо, очевидно, сама возможность такой альтернативы и зависимость исхода от наших усилий и от нашего духовного качества и составляет суть того испытания или экзамена, о котором нам постоянно напоминают: «дескать, ваша жизнь здесь – это лишь испытание, которое вы должны пройти!» Но испытание можно и провалить, и, судя по всему, шанс на успешную сдачу исчезающее мал – так мал, что совпадение именно нас с теми последними, на которых «дурная бесконечность» завершается, станет, поистине, чудом.
В этом исключительном случае Страшный суд как раз и будет той заключительной фазой экзамена, на котором подводится итог каждому индивидуальному усилию внутри этого цикла, которое служило победе, работало на реализацию миссии, объявленной человечеству Адамом. Представ на Суд, мы уже становимся победителями, даже те из нас, кто осужден как грешник, потому что мы в этом случае – правые и неправые – становимся из виртуального реальным адамическим человечеством.
На Суде такое в целом победившее человечество будет судиться и оцениваться согласно образцу – общине избранных, которая реализовывала через свою теолого-политическую волю миссию преодоления глины ради торжества той крошечной частицы Духа Божьего, которая была вложена в Адама. Сама же община будет оцениваться с точки зрения своего приближения к тому образцу, которым явился завершитель «дня Аллаха» последний Пророк человечества (МЕИБ).
И те из общины, чьей волей и самопожертвованием были созданы предпосылки для того, чтобы Аллах проявил милость именно к этому человечеству и признал цель, ради которой Он сотворил все сущее, достигнутой, – те суть воистину из партии Аллаха, его мюриды, ибо это арабское слово имеет свом корнем «желание» и обозначает тех, кто «хочет». (В данном случае желающих только Аллаха.)
Но что будет, если это человечество не пройдет испытания и окажется среди преданных забвению?
В этой связи есть ряд определенных соображений.
В данных, касающихся описания царства справедливости, которое перед концом времени устанавливает Махди, и перехода к Суду, говорится о том, что все человечество, которое будет существовать в этот момент, умрет по первому звуку трубы архангела, а по второму звуку – воскреснет вместе с предыдущими представителями нашего же цикла. Тотальная смерть всех означает полное затмение свидетельствуемой вселенной – во всяком случае той, которая создана для человека. Исламская традиция подчеркивает, что смерть коснется всех людей, включая Махди, и что ее не избежит и сам Мессия Иса ибн Марьям (МЕ), который, тем не менее, до сих пор сохраняется живым на «высоком месте», куда его вознес Аллах.
Итак, умрут все. Потом все воскреснут. Не предполагается, что какая-то «группа праведников», 144 000 или иное число, сохранят сознание в момент паузы между прежней реальностью и новой.
Таким образом, завершение цикла в монотеистическом проекте как остановка всех циклов раз и навсегда, предполагает некий эквивалент «Махапралайи» – растворения вплоть до самого Логоса. Иначе говоря, в момент смерти человечества (а по аналогии, вероятно, всех обитателей всех миров, поскольку в монотеистической перспективе наш мир является ключевым в силу единственности посланного к нам Адама) стираются самые основы онтологии. Реальность, к которой воскресают после второго трубного гласа, уже совершенно иная, и она определяется словом «Махшар», что приблизительно можно передать как «собрание множеств в одном месте». (Кстати, возможно именно в связи с этим понятием средневековые схоласты в христианской Европе спорили о том, сколько ангелов может уместиться на кончике иглы! Ведь в «Махшаре» воскресшие будут собраны в своих реальных телах, но, очевидно, без тех проблем, которые сегодня существуют в ветхом сжимающемся пространстве).
Фундаментальным критерием монотеистической эсхатологии является полный разрыв преемственности, отсечение ветхой реальности таким образом, что она становится как бы «никогда не бывшей». (Если только память о ней не сохраняется в виде вечного ада, но это уже настолько особая форма бытия, что о ней невозможно говорить без специального исследования.)
Совершенно иное мы обнаруживаем в традиционном учении о смене циклов, где как раз особое значение придается переходу некоего формативного ядра из цикла в цикл. В момент паузы между проявлениями, в момент диссолюции и затмения существует некая группа выделенных из предыдущего человечества, которые сохраняют сознание сквозь эту паузу, становясь тем центром, вокруг которых организуется вновь возникшая протяженность. Эти существа, выпестованные предыдущим циклом, как раз и являются гарантами того, что «новое» будет совершенным подобием старого. Не в смысле буквального повторения одного и того же, что невозможно из-за неисчерпаемости «числового ряда», а в смысле метафизического тождества. Мир, лежащий вокруг нас, есть нечто организованное и «сданное под ключ» нашего сознания. Человек, к которому через своих посланников обращается непостижимый и невоспринимаемый нами Субъект – это «критическая точка», благодаря которой окружающий хаос организуется в смысловую структуру. У этой «критической точки» – человека – есть два глобальных состояния: одно – до того, как к нему пришло послание от Субъекта, другое – после того, как он это послание получил.
