Книга Давид против Голиафа, страница 49. Автор книги Гейдар Джемаль

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Давид против Голиафа»

Cтраница 49

Парадокс в том, что имя Мессии, вокруг которого объединялись, говоря современным языком, наиболее пассионарные антиимпериалистические силы, было взято Римом и превращено в религиозное знамя именно Запада и именно в его наиболее империалистическом выражении. Образ Христа стал сакральным символом «бремени белого человека»; с этим образом строилась всемирная колониальная империя, парадигмой которой был все тот же первоначальный Рим; с этим образом во все стороны света отправлялись бесчисленные миссионеры, призванные обеспечить на уровне сакрального авторитета лояльность «мирового варвара» Хозяину – наследнику римского порядка.

Наиболее интересным вопросом в историческом плане является следующий: почему Запад пошел на узурпацию религиозного символа, связанного с отрицанием всего, что составляет самую сущность Запада? Эта самая сущность есть не что иное, как человекобожие в предельно конкретном имманентном смысле, которое, с одной стороны, нашло свое выражение в древнегреческой эстетике, с другой – в отнюдь не символическом, а вполне буквальном обожествлении римских императоров. Политической формой этого человекобожия стала империя, в которой каста жрецов, независимо от того, какие традиции они представляли, была отодвинута от центра принятия решений. Жрецы в Риме были маргиналами на фоне воинского сословия. Именно в этом и таится секрет религиозной революции, произошедшей в имперском пространстве около III века Новой эры. Имя «иудейского пророка» (врага языческого жречества и всех видов его влияния на собственно еврейскую среду) потребовалось жрецам Митры и – шире – всем клерикалам Рима, чтобы перестроить европейское общество в духе традиционной пирамиды с церковью в качестве вершины. Приход на место римских императоров германских вождей, ставших «христианскими» королями, собственно говоря, и явился цивилизационным торжеством священства.

Однако, церкви так никогда и не удалось полностью перестроить под себя Запад в классическом традиционалистском смысле. Генетически европейское человечество слишком связано с литургическими практиками тотальной деструкции и священной ярости – специфическими чертами, которые характеризуют сословие воинов, освобожденное от авторитета жрецов и шаманов. Поэтому, несмотря на все усилия понтификов, монашеских орденов и белого священства, Европа вернулась к человекобожию ранних цезарей, проливая при этом потоки своей и чужой крови.

(Общее количество насилия, осуществленное европейцами за 2000 лет хритианства, примерно во столько же (2000) раз превышает насилие, реализованное во всем остальном мире, не исключая и Чингизхана! Только в течение Тридцатилетней войны в Центральной Европе были истреблены буквально все жители, и очевидцы рассказывают, что можно было неделями ехать по Южной Германии, не встретив ни одной живой души.)

Сегодня общим местом стала констатация того, что Запад живет в посхристианскую эпоху. Ницшеанское «Бог умер» относится именно к «смерти» синкретического образа Христа-Митры в сердце западного человека. Это отнюдь не означает, что западная цивилизация погрузилась в материализм; нет, сегодня она вернулась к положению дел при поздней античности с ее чересполосицей сосуществующих одновременно конфессий и культов.

Кораническая теология Исы (АС) покоится на двух фундаментальных столпах, соединение которых может показаться стороннему наблюдателю парадоксальным: с одной стороны, признание существующего в христианстве тезиса о «непорочном зачатии», с другой – безусловное отрицание какой бы то ни было «сыновности» Иисуса по отношению к Богу. Эти позиции объединены в кораническом аяте: «и был Христос подобен Адаму…» – что лишь внешне напоминает христианское учение о «новом Адаме», Альфе и Омеге.

Для христианских богословов творение Адама не отделено непереходимой чертой от метафизики «родства» с Богом, что выражается в возможности «обожения твари». Фактически это сводит к нулю авраамическое учение о творении и восстанавливает в своих правах древний пантеизм с его представлением об эманации сущего из Первоединого…

Для Ислама центр теологии – это утверждение абсолютной трансцендентности Бога. Его творческий акт неотделим от того, что Он не подобен ничему и не равен ничему. Непосредственное создание Исы из «тураба» – земли или субстанции, которой уподобляется Марьям, означает, что по отношению к Мессии стерто все человеческое предшествование, все причинно-следственное бремя, которое лежит на каждом обычном человеке в виде генетической предыстории. Иса есть завершение человеческого цикла, точка, в которой собственно человеческое («глиняное») кончается. Именно этот сверхъестественный разрыв с обычным человечеством необходим для особого проявления последнего пророка Мухаммада (САС), потому что Ислам действует уже в постисторический период, когда границы между архаическими туземными сознаниями стерты и наступает эра глобализма, которая не считается с причинно-следственной логикой, в которой возможно все, в том числе и победа «малого отряда» Ожидаемого Махди над «большим шайтаном» вселенского Рима.


«Цветы зла»

Лекция в Московской Международной Киношколе


Тема сегодняшней лекции – это проблема зла во всех аспектах. В том числе, и в эстетических. Понятно, что до того, как стать эстетической, проблема зла должна быть религиозной проблемой, поскольку зло и добро – этические категории. Мы живем в такой культурной среде, где понятия «зло» и «добро» давно стали банальностями, очень расхожими и мало что означающими словами, которые характеризуют часто эмоциональное и субъективное отношение говорящего к ситуации.

Но если люди поднимаются чуть повыше, они начинают говорить об общечеловеческих ценностях, о борьбе за все хорошее и против всего плохого. К сожалению, эта банализация зла, так же, как и банализация добра, фактически, обезоружила современного человека духовно. Он представляет собой довольно беспомощное существо, которое находится в плену своих импульсов и пожеланий, плохо отдает себе отчет в фундаментальных векторах, какими является, прежде всего, Зло, а затем, в какой-то степени, может быть, и Добро.

Зло не является характеристикой любой культуры и любой цивилизации, не является чем-то автоматически присущим любому духовному цивилизационному полю. Более того, появление идеи зла в человеческой истории, в человеческом сознании было революцией. Это была революционная идея. Это был колоссальный взрыв – тот факт, что кто-то внезапно осознал в некий момент существования, что есть зло, – это было как вспышка сверхновой. Во всех древних традициях, во всех древних цивилизациях люди не имели этой идеи, не считали, что есть зло. Не считали, что есть зло в том смысле, в котором мы сегодня с пафосом, основанном на столетиях, тысячелетиях христианской, исламской традиции, произносим это слово «зло», – с вибрацией, с пафосом. А, например, в Древнем Египте, в Индии с ее наследием брахманической традиции, да и в Китае, отношение ко злу было совершенно другим. В Европе друидов, в Древнем Риме, в эллинской античности восприятие зла было совершенно другим. Языческий мир очень функционально смотрел на то, что идут взаимопротивостоящие процессы в мире. Что-то разрушается, что-то возникает. Это некая данность это проявление судьбы, проявление рока. Это декрет неба. Есть какие-то процессы, которые обусловлены, скажем, кармически: действие равно противодействию. Ты чтото сделал, кого-то ударил, раздавил, – потом раздавят тебя. В принципе, это некая механика, причиняющая боль, причиняющая неприятности. Но нужно стремиться сократить уровень этой боли, уровень этих неприятностей определенными духовными, психологическими техниками, процедурами. Это вопрос технологий. Максимально сосредоточился на проблеме негатива буддизм. И то он это сделал в пику брахманизму, который негатив рассматривал как непременную составную часть процесса становления.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация