Сегодня Иран взял на себя миссию поставить этот вопрос под сомнение. И когда говорят: «Мы не понимаем, зачем Ирану ядерная энергетика, когда там столько нефти», – это не что иное, как пещерный дискурс, который практически что подразумевает? Мы лишаем эту страну права на высшую школу, на высокие технологии, на развитую инфраструктуру, которые всегда связаны с развитием ядерной энергетики. То есть, эта страна имеет право сжигать бензин и газ, продавать его, тратить деньги на дымящие грузовики, но не имеет права превращаться в страну типа современной Франции с инженерией, с технологиями, лабораториями и так далее.
Иными словами, заявления Чейни или Вулфовица, делающиеся по поводу Ирана, говорят именно о таком отношении – «Только мы имеем право развиваться, а остальных надо притормаживать». Это технологический империализм, который приведет к тому, что образуются технические сверхдержавы, тормозящие процесс развития в других странах.
Н. Как Вы оцениваете перспективы сотрудничества Ирана с Россией?
Г.Д. Для России очень важно удержать позиции страны, которая экспортирует ядерные технологии и те элементы высшей школы, которые еще не развеяны, не атрофированы, не бежали на Запад, а связаны именно с российским заделом в этой области. Для России тоже стоит вопрос о развитии ядерной энергетики. Сегодня лидером по экспорту ядерной технологии является Франция. Ядерные реакторы на французских подводных лодках, например, на 15 лет опережают английские и американские аналоги. Для России такая возможность как сотрудничество с Ираном – это подарок. Если мы оттуда уйдем, то это место займут Франция и Китай. США пытаются наложить вето на развитие стран Третьего мира, но Франция и Китай активно там работают, гораздо успешнее, чем Россия, и они меньше внимания обращают на демагогию американцев. Поэтому для России это крайне важно.
Н. В России есть различные объединения мусульман. Почему их так много и в чем между ними разница?
Г.Д. Мусульманские объединения в России, если иметь в виду муфтияты, являются структурами федеральной власти, которая, внедряясь в мусульманское сообщество, переодевает определенных бюрократов в чалму и халат, заставляя их таким образом позировать в качестве «своих» для мусульман. В действительности эти муфтии являют собой щупальца федерального бюрократического аппарата, не имея никакого отношения к реальному мусульманскому сообществу. Они ни за что не отвечают, не могут решить никакие вопросы. Они являются лишь функционерами, которые «держат руку на пульсе», должны отчитываться за векторы, действующие в мусульманском сообществе, но оно живет своей жизнью. Будущее мусульманского сообщества в России связано с интересами и устремлениями молодых людей, которые сегодня выступают за модернизацию своих обществ, своих республик, за уход с постов коррумпированных чиновников, за освежение атмосферы культурной и общественной, за создание гражданского общества, которое могло бы критиковать эксцессы полицейского произвола и бюрократии в таких республиках как КабардиноБалкария, Ингушетия, Дагестан… Это язва современности, язва нашей жизни и с ней необходимо бороться.
Н. Не так давно возникла дискуссия по поводу наличия в гербе России крестов. Одним из авторов предложения их оттуда изъять называли и Вас. А зачем?
Г.Д. Я не начинал этого вопроса и не предлагал этого. Мне навязали эту тему. Неожиданно сказали, что кресты в лапах двуглавого орла оскорбляют мусульман и их надо убрать. Ко мне обратились с вопросом, считаю ли я, что их надо убрать. Но эти кресты, если уж на то пошло, как и сам орел, никакого отношения к христианской символике не имеют. Кресты, фигурирующие в российском гербе, имеют зороастрийский, иранский генезис. Это солярные символы, не имеющие ничего общего с орудием мук и страданий, на котором, согласно христианской традиции, был распят Иисус. Эти кресты – солярные. И принцип императорской власти, когда на одном из символов (скипетр, держава или что-то еще) фигурирует крест, – это принцип иранской императорской «солнечной» власти. Иранская императорская традиция повлияла и на римских императоров, на римскую традицию – отсюда и кресты.
То же и с орлом. Двуглавый орел – это зверь «о семи концах» (два крыла, две лапы, две головы и хвост – прим. ред.), а христианские символы, как лягушка или птица, они шестиконечны – они отражают знак христиан |+| – Иисус Христос. Это шестиконечная фигура. Так что символика здесь завязана гораздо более древняя, нежели христианская. К проблемам приводит невежество. Вопрос о крестах, полумесяцах и двуглавых орлах – продукт традиционалистской невежественности интеллигенции и бюрократии.
Беседовал АЛЕКСЕЙ ОСТАПОВ «НАКАНУНЕ.РУ». 27.03.2006
Сколько стоит удар пульса?
Проблема глобального кризиса встала перед человечеством, как это ни покажется кому-то парадоксальным, сразу после 1945 года, после того, как Германия, а точнее, вся Европа в целом, превратилась в усыпанное руинами поле, по которому в разных направлениях текли потоки беженцев.
Казалось бы, кризисом должна была являться сама война; она закончилась, и открылись на какой-то исторический период перспективы новой стабильности… Но это лишь кажущееся положение дел. В действительности война содействовала устранению последних резервов того, что придавало европейской цивилизации органичность, самодостаточность и смысл. С окончанием войны человечество вступило в постпроектную фазу: кончилась эпоха модерна, «бури и натиска», кончилась эпоха больших нарративов.
В огне небывалых битв сгорел не только национал-социализм. Интернационал-социализм также получил ожоги первой степени, несовместимые с жизнью. Победитель Сталин на банкете Победы пьет за русский народ и ни словом не упоминает о коммунистической партии и социализме. Его текст можно было бы перекинуть в уста какого-нибудь Гучкова на тридцать лет раньше, и никто бы не заметил несоответствия. Сталин пишет незадолго до смерти идеологическую записку на нескольких страницах, которая так и не нашла путь на страницы официального собрания сочинений: что-то о коммунистическом проекте в свете державно-патриотической идеологии. С этой до сих пор секретной запиской был ознакомлен предельно узкий круг лиц. Сталин писал о том, что коммунизм как тема проиграл, и будущее ― за имперской государственнической идеологией, за национализмом. Он как бы подхватывает эстафету, выпавшую из мертвых рук недавнего заклятого врага, но это уже очевидно последние конвульсии квазипроектного мышления. К пятидесятым годам на повестке дня беспредельный цинизм «сражающихся» друг с другом шулеров, выкладывающих игральные карты поверх карты географической: ставка – судьбы народов, которых пока удерживают в плену формализованного идеологического дискурса: социализм – либерализм – индивидуализм… Последнее, от чего еще пахнет жизнью, – это борьба против старых колониальных империй, но и той, похоже, дает «зеленый свет» само сообщество мировых господ, которые придумали, как грабить человечество получше, нежели во времена Киплинга.
Наступление кризиса остро пережили и прочувствовали столпы интеллектуального авангарда – французские экзистенциалисты, прежде всего… Камю, Сартр, Бланшо – их внимание устремляется к последнему движению духа, поднимающемуся как струйка дыма над картофельным полем бывшей европейской цивилизации. «Восставший человек», боец современной городской герильи, бросающий вооруженный вызов абсолютно глухому пространству фальшивой бюрократической легитимности. Вызов почти столь же безнадежный, сколь во времена греческих героев, поднимавших угрожающий боевой топор к безразличному небу; вот эти одинокие герои, духовные наследники и физические потомки Гегеля и Гёльдерлина, становятся источником вдохновения для интеллектуалов, вдруг обнаруживших, что все историческое время, прожитое Европой, оказалось «утраченным».
