Однако, такое политэкономическое устройство – пока еще перспектива. Сегодня функцию виртуального роста по отношению к мировому обществу почти полностью осуществляют Соединенные Штаты. Это беспрецедентная ситуация, которая сама по себе является демонстративным элементом кризиса. Фактически страна расплачивается со всем миром векселями, выписанными под залог ее особого политического статуса. С одной стороны – все производство человечества, весь объективированный капитал, в который превращается время миллиардов европейцев, китайцев, индийцев и т. п., с другой – производство чистого количества, исчисляемого в долларах.
В действительности, такая схема, при которой один эксклюзивный субъект мирового процесса производит оценку всего, что создано остальным человечеством (да, кстати, и им самим!), не может не создавать серьезных проблем. Вопреки расхожему мнению, США превратились в камень преткновения на пути у подлинного глобализма, ибо суть последнего как раз в информационном обществе, в том, чтобы время превращалось непосредственно в информацию, а информация ― в ценность, и таким образом весь пассивный (т. е. ранее созданный) капитал мог бы быть переоценен заново. На пути у такой интеллектуальной экономики стоит почвенный империализм страны, которая в силу чисто эмпирических обстоятельств истории сделала свой великодержавный суверенитет главным предметом экспорта.
Политэкономическая сторона мирового кризиса в его нынешней фазе в том, что существование США бросает вызов глобальному обществу. До тех пор, пока современный порядок будет обустроен вокруг единственной политической «точки сборки» ― госдепа США, транснациональные корпорации и сверхэлитные клубы, стоящие за ними, не могут реализовать свою золотую мечту об интеллектуальной экономике ноосферы. Они принуждены работать с чужим расчетным инструментом, отражающим совершенно другой брэнд, суверенитет альтернативного глобализму американского правящего класса.
Идеологически эта ситуация выражается как непримиримый конфликт между двумя мифами. Глобалистский миф манит народы земли (стремительно лишающиеся корней и превращающиеся в сборища не связанных друг с другом люмпенов), обещанием повысить капитализацию единственного ресурса, которым они владеют: их жизненного времени. Это обещание, разумеется, никогда не будет выполнено, потому что виртуальная экономика не способна превратить несколько миллиардов мировой провинции в сверхсоциализированных жителей мирового мегаполиса. Но большинство жителей земли этого пока еще не знают.
Второй миф – американский – это «сияющий город на холме», «Новая Атлантида», где каждый приставший к ее берегам (легально) может реализовать американскую мечту: конвертировать свое жизненное время в домик с газоном, стоимость которого будет неуклонно повышаться (пока его не снесут). Этот миф эффективно привлекал совсем уж отчаявшихся в XIX в., он получил второе дыхание благодаря военному триумфу США в океанах и на суше в XX в., но сейчас он практически перестал работать. Во-первых, народы мира не могут переехать в США, да и отдельным людям туда все труднее добраться. Во-вторых, экспорт американской мечты за пределы своей национальной территории начинается не с «раздачи домиков», а с уничтожения тех, которые у людей уже есть. И поскольку идеологическую войну с глобализмом США – пока еще не признаваясь в этом – уже проиграли, они неизбежно должны обратиться к главному аргументу в пользу своей исключительности – силовому.
Тайна беззакония
Криминальная экономика как столп мирового порядка
Люди привыкли думать о том, что в мире существуют Закон и Порядок, присутствующие как своеобразная «зона света». Все, что туда попадает, прозрачно, правильно и соответствует неким критериям общечеловеческой нормы. Последняя же (норма) есть артикулированная юридическим языком, подспудно присутствующая в душе почти каждого идея высшего Блага.
За пределами этой постоянно расширяющейся зоны света еще остаются анклавы тени, ведущие отступательные бои, а кое-где и участки настоящей тьмы. В тени сидят изменившие своему высокому долгу госчиновники-коррупционеры; там же, где тьма, прячутся преступники, мафиози, вплоть до нелегальных торговцев оружием и перекупщиков краденного…
Увы, эта благополучная схема не имеет ничего общего с действительностью! Прежде всего, сам закон давно потерял какую бы то ни было связь с принципами «света» и «блага». Он, принимаемый послушными истеблишменту парламентами, готовится группами юристов и политтехнологов, точно просчитывающих последствия в многоходовых «шахматных» партиях, которые власть имущие разыгрывают против общества. Закон одновременно может быть кнутом для аутсайдеров, для профанов, не допущенных к «скрытым кормушкам», – но при этом поднимать рентабельность теневого бизнеса именно тем, что последний находится под запретом.
Замечательным примером этого может быть «сухой закон» в США, принятый при президенте Вудро Вильсоне после Первой Мировой войны. С 28 декабря 1918 по 5 декабря 1933 мафия в частности и криминальный мир США в целом сделали на этом законе чудовищные деньги, львиная доля которых была присвоена официальными элитами. Кстати, за некоторое время до принятия этого закона алкогольный бизнес стал выводить предприятия с американской территории в Канаду, Мексику и на Кубу и создавать в расширенных масштабах предприятия по пивоварению внутри США, поскольку пиво имело ограниченный допуск на рынок. Именно социально-политическое перерождение американского государства, связанное с перекачкой наличных ресурсов «самогонного» происхождения в карманы федеральной бюрократии через криминальные каналы, привело к созданию полицейского монстра ФБР под управлением мегаломана и гомосексуалиста Эдгара Гувера. Внутри этой организации американская империя централизовала и упорядочила всю структуру тайных отношений властей с преступным миром.
После 1945 года крупная буржуазия в Старом Свете подверглась разгрому одновременно с двух сторон: США и СССР, поделивших между собой сначала Европу, а затем и остальной мир. В Великобритании при этом к власти пришли радикально настроенные лейбористы, которые подвергли экономику старейшей капиталистической страны последовательной национализации, тем самым расчистив площадку для экономического постмодерна, окончательно утвердившегося к сегодняшнему дню.
Постмодернизм в экономике означает беспредельное царство транснациональных корпораций, которое стало возможным благодаря разрушению семейных домов крупной промышленной буржуазии, окончательному торжеству финансово-спекулятивного капитала над товарным производством и закату государственных суверенитетов. Сегодняшние крупнейшие компании, в том числе и носящие славные исторические имена (типа «Крупп» или «Тиссен»), состоят из трех главных компонентов: множество, как правило, анонимных акционеров, наемный менеджмент и совет директоров, который и является площадкой присутствия реальных обладателей политической воли и носителей исторического проекта, традиционно связанных со старым аристократическим истеблишментом Европы и – частично – остального мира.
В США, где крупная буржуазия осталась становым хребтом американской цивилизации, политико-экономическая ситуация иная, что и приводит к серьезному конфликту между американским государственным суверенитетом и стремящимися к полному освобождении от любых ограничений глобальными ТНК со штаб-квартирами в Европе.
