Но хватит о Филофее. Вопрос серьезный: сколько было империй, и с чего они начались. Для нас бесспорно, что империя знаменует окончательное утверждение исторического времени, когда осевые ритмы (т. е. судороги, пробегающие одновременно по всем цивилизациям планеты, даже не сообщающимся между собой) выходят наружу и становятся проявленным отрефлектированным фактом, предъявленным всему человечеству. До этого существовали великие государства архаической древности, но сколько бы они ни подминали под себя племен и правителей, они не становились империями, потому что образовывали метафизическую пирамиду, основание которой было на земле, а вершина упиралась в небо. Правители этих архаичных империй были членами небесного ареопага, своего рода аватарами Рока на земле. А империя вершиной упирается в титана, героя, человекобога. Империя есть титанический вызов, брошенный землей людей небу олимпийцев. И даже когда она существует церковно-клерикальным образом от имени Неба – это «Небо, сведенное на землю».
Архетипом всех последующих империй (не исключая, с определенными оговорками, и империю Чингизхана) стало великое геополитическое образование, порожденное личностью Александра Македонского. Это еще не империя в полном последующем смысле; однако, подвиг Македонского-Зулькарнайна вводит человечество в эпоху универсализма (если не сказать, протоглобализма) и делает главное, что должна делать империя: превращает соборный человеческий фактор в имманентно «божественный» и создает дискурс, с помощью которого расшифровываются загадочные метафоры ранее герметически закрытых автономных культур. Македонский, объединив Грецию и Иран, Вавилон и Северную Индию, Египет и Предпамирье, создал эллинизм, без которого был бы невозможен модерн, геополитическое проектирование, последующие империи.
Что говорить, современная глобалистская цивилизация с ее потенциалом интерпретировать, связывать и решать – вся вышла из переметной сумы на боку Буцефала, любимого коня Александра.
У его недолговечного создания была одна характеристика, которую последующие империи не воспроизводили: равенство вошедших в него субъектов. Эллада, Иран, Египет – все были одинаковыми строительными элементами новой сверхцивилизации, управлялись диадохами – бывшими полевыми командирами, что позволило им начать борьбу за наследие Македонского, исходя из равных стартовых условий. Именно поэтому то, что сделал Александр, – это еще не вполне империя.
Моделью настоящего неба на земле на все последующие времена стал, разумеется, Рим. Эта машина работает до сих пор, штампуя оттиски, которые для всех, претендующих на абсолютную власть по отношению к людям и истории, обладают неотразимой притягательностью. До настоящего времени мы насчитали двенадцать римов, действующих только в Западном полушарии. Это сам Рим (языческий), западный христианский Рим и Византия, упомянутая Римская германская империя Фридриха Бабароссы, Москва Филофея (сомнительно, но согласимся), далее Санкт-Петербургский «Рим» Петра Первого (явно не то, что понравилось бы Филофею и что он включил бы рамки своего проекта!)… Но после этого, однако, идут «Рим» Лондона – Британская империя, над которой не заходит солнце, и «Рим» Наполеона… Все они отчетливо брали за основу свой западный Рим, воспроизводя зачастую отдельные детали его политического устройства и геральдической символики, чтобы подчеркнуть преемственность. Но к этому же относится и бисмарковско-гитлеровский Берлин (единая конституция и правовая база от 1861 до 1945), который попросту клялся Римом, да и обновленный Рим Муссолини (из песни слова не выкинешь!)
Отдельно в этой же западной обойме стоит золотопогонная сталинская Москва, столь мучительно соблазняющая нынешних ностальгиков возможностью связать воедино через Кремль XVI век с XXI.
И, наконец, всем римам Рим – Соединенные Штаты Америки!
Вот это, по нашему счету, будет двенадцатый Рим – роковой и последний в национально-почвенном смысле перед «глобальной империей» (описанной Негри), которая станет непосредственно империей антихриста – тринадцатой, как ей и положено.
Мы сознательно (хотя и по разным причинам) оставили за скобками данного перечисления империю Чингизхана и Османский халифат.
Первое являлось восточным эхом Рима, точнее, может быть, даже эхом эпопеи Македонского. В отличие от империи западного типа, она не ставила задачи создать новую сверхцивилизацию и тем самым радикально стимулировать максимально обобщенный человеческий ресурс. Ее цель заключалась в обеспечении мирового господства для фамильного клана чингизидов через создание монгольской правящей верхушки во всех завоеванных странах. Цель же западной империи – прежде всего, реорганизация сознания, которая по важности неизмеримо превосходит обеспечение династического наследования. (Поэтому, с династическим наследованием во всех империях дело обстояло очень плохо, не исключая и пример Романовых!)
Что касается второго – османы осуществляли свою геополитическую экспансию, для того чтобы защитить мусульманские народы от повторения крестовых походов, и смысл их проекта был – по крайней мере, в своей восходящей фазе – антиимперский и антизападный в целом. Поэтому ни этот халифат, ни предшествующие ему халифаты в истории Ислама не подходят под определение империи, также как и не превращаются в традиционные теократические государства архаического прошлого. Это в худшем случае просто продукт бюрократического перерождения первоначальной общины верующих, противостоящих государственной организации языческого общества. В конечном счете, именно бюрократическое перерождение, делавшее исламское общество подобным его противникам, и приводило халифаты к краху.
Мы не можем обойти упоминанием неизбежные ссылки критиков на Срединную империю Китая и Японскую империю. В случае Китая мы имеем дело с пережитком классической архаики: сакральное государство-храм, в котором «император» – сын неба. Само использование западного понятия «империя» в переводе с китайского есть просто поверхностная адаптация чуждого феномена к привычным штампам. Немного сложнее ситуация с Японией. О том, империя она или нет, вопрос не стоял до революции Мейдзи. После этого началась вестернизация и модернизация японского общества, которая проводилась целиком в интересах западного сообщества, прежде всего, Британской империи. Бесспорно, при этом японцами были заимствованы некоторые имперские технологические атрибуты: мобилизация и реорганизация ресурсов собственного населения, поползновение к колониальной экспансии (Корея, Китай) и т. п. По своим геополитическим соображениям Запад счел нужным официально дать Токио статус «империи». Однако тот факт, что вся недолговечная эпопея имперского проекта на Японских островах была инициирована внешними побудительными силами, полностью лишает возможности историков и аналитиков ввести модернизированное японское государство в сакраментальную «римскую обойму».
Если исходить из признания первичной римской модели основополагающим критерием в определении «имперскости», то неизбежно придется разделить этот феномен на два главных аспекта: символикометафорический и содержательно-технологический.
О последнем в ходе этого изложения нам случалось уже упоминать. Содержательным стержнем империи является глубинная стимуляция всех пластов и объемов человеческого фактора, для того чтобы заставить его перейти на другой уровень «данничества» (от слов «дань», «данник»). Данники фараона или китайского монарха – это люди, независимо от своего социального статуса, включая рабский, в подавляющей степени предоставленные сами себе. Люди, так сказать, в их натуральном, почти неотчужденном виде.
