Среди типовых рекомендаций в связи с запросами «Что делать со вспышками раздражения у ребенка» стали звучать советы психологов дать ребенку специальный «мешок для битья», чтобы помочь ему «выводить из себя накопившееся раздражение».
Поклонники данной рекомендации часто употребляют метафору кастрюли с паром, которая взорвется, если его не выпустить. Эта метафора красива, но неверна. Гнев в большей степени представляет собой лесной пожар, который захватит большие площади с катастрофическими разрушениями, если вовремя не совладать с первым маленьким огоньком или костром.
Особенно спорной кажется рекомендация мамам и папам не препятствовать детям в свободном выражении их недовольства и агрессии. Нет данных, что воспитание сдержанности и уважительного отношения к родителям превращает детей в невротиков, но высока вероятность, что дети, не привыкшие сдерживать свое недовольство старшими, вырастут психопатами.
Снижает ли воображаемая агрессия настоящую? Общий ответ – нет. Более того, воображаемая агрессия скорее повышает вероятность раскрутки реальной агрессии.
В эксперименте Ричарда Уолтерса и Мюррея Брауна мальчики, время от времени вознаграждаемые за нанесение ударов пластиковой кукле, через несколько дней начинали вести себя более агрессивно по отношению к конкурировавшим с ними сверстникам. Эксперимент Миомира Зузула продемонстрировал, что мальчики, часто игравшие с детским оружием, проявляли затем больше агрессивности в поведении по отношению к одноклассникам. Эксперименты Чарльза Тернера и Дианы Голдсмит показали, что мальчики дошкольного возраста, игравшие с детскими ружьями, проявляли впоследствии более агрессивное антиобщественное поведение, чем мальчики, имевшие дело с обычными игрушками.
Воображаемая агрессия не дает позитивного эффекта ни в отношении спокойных детей, ни в отношении детей в состоянии повышенного эмоционального возбуждения.
В опыте Шахбаза Маллика и Бойда Мак-Кэндлисса пары третьеклассников, составленные из представителей как разного, так и одного пола, должны были строить модели из конструктора. При этом каждый ребенок, являвшийся объектом наблюдения, не знал, что его партнер получил от руководителей эксперимента особое задание – помогать ему решать поставленную строительную задачу либо мешать в резкой форме ее выполнению. Сразу же после окончания этого этапа испытуемые в течение 8 минут обязаны были выполнить дополнительное задание. Его вид решающим образом сказывался на полученных результатах. Некоторые испытуемые из групп обоих типов должны были проявлять воображаемую агрессию, стреляя из игрушечных ружей, а в контрольных условиях оба участника каждой пары из групп обоих типов проводили время в нейтральных беседах с экспериментаторами. Еще одна группа позволяла определить, насколько агрессивными стали бы испытуемые, узнав, что некорректные действия партнеров не были направлены лично на них. С некоторыми из раздраженных детей беседовали экспериментаторы и объясняли им, что поведение их партнеров было обусловлено усталостью и огорчениями.
Когда время выполнения дополнительного задания истекало, помощники экспериментаторов переходили в другую комнату, якобы для решения подобных задач строительства моделей из конструктора. Каждый из ничего не подозревавших испытуемых получал возможность либо помочь, либо помешать этому помощнику выполнить заданную работу, нажимая специальные кнопки на электронном приборе. Степень агрессивности их поведения измерялась числом нажатий кнопки «Вред» при попытке вмешательства в работу партнера (эту кнопку разрешалось нажать не больше 20 раз).
Оказалось, что раздражение детей заметно увеличивало проявление их агрессивных наклонностей, даже если их партнеры не имели намерения препятствовать их конструкторской деятельности. Действия экспериментатора, объяснявшего причины грубого поведения другого ребенка, существенно снижали желание (или готовность) детей наказать своего обидчика. Изменив мнение об обидчике в благоприятную сторону, дети либо полностью отказывались от применения ответных репрессивных мер, либо их уровень проявления агрессивности существенно снижался. С другой стороны, агрессивный стиль игры не приводил к снижению числа попыток атаковать обидчика. Таким образом, возбужденные дети не испытывали благотворного влияния катарсиса в результате стрельбы из игрушечных ружей.
Разрядка агрессии, повторяясь, перестает работать как эмоциональное отреагирование, превращаясь только в психопатическое поведение.
Позвольте напомнить уже приводившийся важный пример. «Когда мой младший брат был чем-нибудь рассержен, он начинал пинать ногами мебель. Наша мать говорила, что таким образом он „выпускает пар“. Теперь ему исполнилось 32 года, и, если его что-то раздражает, он по-прежнему вымещает свою злобу на мебели. Но кроме того, он стал бить свою жену, своих детей, свою кошку и крушить все, что попадается на его пути», – так ответила одна читательница на рекомендацию психолога дать ребенку специальный «мешок для битья», чтобы помочь ему справиться со вспышками раздражения. В своем классическом исследовании Л. Берковиц писал: «Когда брат этой женщины пинал ногами мебель, его воображаемая агрессия против других людей получала подкрепление, так что его склонность к насилию становилась все сильнее, а он сам с большей вероятностью мог атаковать любого вызвавшего его раздражение человека. Во многом сходные процессы могут происходить всякий раз, когда люди ведут себя агрессивно, вне зависимости от того, в какой форме выражается подобное поведение. Наступило время, когда специалисты по проблемам психического здоровья людей должны прекратить рекомендовать осуществление воображаемого насилия в качестве средства ослабления склонности к агрессии».
Воображаемая агрессия может дать позитивный эффект, если она доставила человеку радость, удовлетворение и повысила его настроение. Человек в хорошем настроении действительно менее агрессивен.
Люди, получившие удовольствие от стрельбы из пистолета по мишеням или от того, что, пробегая по темному коридору, смогли поразить из электронного светового ружья всех своих противников, действительно могут испытать прилив доброжелательных чувств на ближайшие несколько минут или даже часов. Однако это состояние будет не результатом их освобождения от позывов к насилию, а следствием их хорошего настроения в данный период времени.
Умение взорваться агрессивностью в любую секунду, а в следующую секунду уже безмятежно улыбаться – показатель высокого уровня владения собой и собственными эмоциями.
Американский социальный психолог Эллиот Аронсон комментирует это так: «Львиная доля фактов свидетельствуют против гипотезы катарсиса. На первый взгляд это может показаться странным, поскольку на определенном уровне идея катарсиса не лишена смысла. Я имею в виду то, что она согласуется с народной мудростью, советующей в гневе прежде всего „выпустить пар“, „дать выход своему гневу“ и т. д. В чем причина противоречия между народной мудростью и наукой? Думаю, она обусловлена тем фактом, что мы, люди, – когнитивные животные. Соответственно, у нас агрессия зависит не только от напряжения – от того, что человек чувствует, – но также от того, что он думает. Поставьте себя на место участника ситуации, описанной в двух предыдущих экспериментах. Стоит вам нанести другому человеку удар током или неодобрительно высказаться о своем руководителе – и сделать это во второй раз станет гораздо легче. В каком-то смысле ваш первичный враждебный акт вызывает у вас потребность оправдать его. Зачем? …Когда человек причиняет вред другому, тем самым запускаются когнитивные процессы, нацеленные на оправдание акта жестокости. Таким образом, когнитивный диссонанс уменьшается, но одновременно подготавливается почва для дальнейшей агрессии» (Э. Аронсон, «Общественное животное. Введение в социальную психологию»).
