— Я понимаю, о чем ты, — говорит Кэрри. — Но что же мне делать?
— Почему бы тебе не ввести всезнающего рассказчика, который обращался бы напрямую к читателю, минуя главных героев?
— Но это же старомодно!
— Можно сдобрить роман намеками на современность. Ты же читала «Любовницу французского лейтенанта»?
— Обожаю эту книгу.
— Или сделай современное обрамление для истории Алисы: например, кто-нибудь роется в семейных бумагах, пытаясь воссоздать историю жизни своей прапрабабушки…
Кэрри замирает с креветкой в руке:
— Отличная идея, Хелен!
— Только не увлекайся. Многое придется переписывать.
— Что переписывать? — интересуется Ральф, входя на кухню.
— Уйди отсюда, Мессенджер, Хелен меня консультирует.
— А, ты читала книгу Кэрри? И как тебе? Кэрри не дает мне даже краем глаза взглянуть.
— Роман многообещающий, — отвечает Хелен.
— А я там есть?
— Я так и знала, что ты спросишь именно это, — говорит Кэрри.
— По-моему, нет, — отвечает Хелен.
— Что тебе нужно, Мессенджер? — спрашивает Кэрри.
— Штопор, лучший друг хозяйки, — отвечает Ральф, улыбаясь Хелен и подразумевая непристойность.
— Он в баре.
— Нет его там.
— Значит, он там, где ты его оставил. Попробуй поискать в боковых ящиках.
— Ладно. — Ральф запускает указательный палец в миску с гуакамоле, облизывает его, одобрительно хмыкает и выходит.
— Вот бы и мне записаться на твои курсы, — говорит Кэрри.
— Боюсь, тебе не понравится, — говорит Хелен. — У меня есть студенты, которых хлебом не корми, дай только покритиковать чужие работы.
День рождения Ральфа. Хелен приезжает раньше, чтобы помочь накрыть стол. Основные блюда, заказанные в ресторане (запеченный лосось, говядина на косточке и разнообразные салаты), уже стоят рядом со стопками тарелок и свернутыми толстыми бумажными салфетками. Бутерброды Кэрри любит готовить сама. Хелен поручают чистить и резать овощи для острого соуса. Кэрри чистит креветок и насаживает их на зубочистки, чередуя со свежим перцем, — получаются миниатюрные шашлычки. В большом квадратном зале с черно-белым полом стоит стол, служащий баром, с бутылками красного и белого вина, симметрично расставленными в два ряда и разделенными большим подносом с бокалами. Ральф выходит из кухни, и до женщин доносятся ритмичные хлопки открываемых бутылок. В гостиной играет джаз — там Эмили расставляет в стратегических местах вазочки с орехами и крендельками. Мессенджеры — опытные организаторы вечеринок, каждый знает свою роль. Раздается звонок.
— Первый гость. — Замечание Хелен излишне.
— Ручаюсь, что это Даггерс, — говорит Кэрри, поглядывая на кухонные часы. — Никак не может понять, что приглашение на вечеринку — это не проверка на пунктуальность. Будь другом, Хелен, займи его чем-нибудь.
— Теперь-то вы расскажете мне о квантовой механике, профессор Дугласс, — говорит Хелен.
— Вы считаете это подходящим моментом? — отвечает он, натянуто улыбаясь.
— Пока еще спокойно и тихо, но скоро тут зашумят люди, и нам не удастся серьезно поговорить.
Они стоят в гостиной у искусственного камина. Хелен держит в руках бокал калифорнийского «совиньона», а Дугласс — стакан апельсинового сока. Хелен предлагает ему вазочку с австралийскими орехами. Дугласс берет один и быстро, как белка, грызет его передними зубами.
— А почему вы этим заинтересовались?
— Ральф сказал, что это имеет отношение к теории сознания, — отвечает она.
— Сверхмалые частицы ведут себя таким же случайным и непредсказуемым образом, как и волны. Когда мы пытаемся измерить волну, она переживает коллапс. Можно предположить, что сознание — серия непрерывных коллапсов волновых функций.
— Это теория хаоса?
— Нет.
— Но я думала… коллапс, хаос…
— Это разные понятия.
— Но именно они делают науку такой интересной, не правда ли?
Вероятно, замечание кажется профессору Дуглассу несерьезным и не заслуживающим ответа.
— Некоторые квантовые физики полагают, что мы сами создаем вселенную, которую населяем, наблюдая за ней. Что наша вселенная — лишь одна из множества возможных, которые существовали или продолжают существовать параллельно той, в которой живем мы.
— А вы сами в это верите? — спрашивает Хелен.
— Нет, — отвечает Дугласс. — Вселенная не зависит от нас и существовала задолго до появления человека. Но, возможно, мы никогда не познаем ее до конца, поскольку существует принцип неопределенности.
— Да… Я о нем, конечно же, слышала, но…
— Гейзенберг доказал, что мы не можем с точностью определить положение и скорость частицы. Если верно положение, то неверна скорость, и наоборот. — Дугласс озирается и поглядывает на часы: — Может, я перепутал время?
— Нет, просто кому-то же нужно прийти первым, — говорит Хелен. — Вы сами создали себе вечеринку. Одну из множества возможных! Если бы первым пришел кто-то другой, все сложилось бы иначе, я говорила бы не с вами, а с ним, — а, возможно, нам и вовсе не удалось бы поговорить, во всяком случае на эту тему. Как насчет квантовой теории вечеринок? — Хелен смеется, довольная своей остротой.
— Это больше похоже на теорию хаоса, — педантично замечает Дугласс.
— Почему же?
— Теория хаоса имеет дело с системами, которые необычайно чувствительны к различным вариациям своих изначальных условий или находятся под воздействием множества независимых переменных. Например, погода.
— А, знаю, это та теория, согласно которой бабочка хлопает крыльями в одном конце света и вызывает торнадо в другом.
— Это сильное упрощение, но, в сущности, речь идет именно об этом.
— Наконец-то я хоть что-то поняла, — говорит Хелен.
В дверь звонят, и в холле слышится гул голосов.
— О, вот и независимые переменные прибыли, — говорит Хелен.
Дом наполняется людьми. Шторы на больших окнах еще не задернуты, и свет из комнаты льется наружу — на дорогу и во двор. Прибывающие гости хорошо видят тех, кто уже в доме: те пьют, жуют и смеются выразительно, но беззвучно, словно на экране телевизора с выключенным звуком. Входная дверь открыта, Ральф у самого входа принимает поздравления и подарки. Мужчины вешают свои пальто в гардеробе, задерживаясь и рассматривая обои с рисунками из «Парижской жизни», а женщины раскладывают свои на двуспальной кровати в комнате для гостей рядом с ванной, где можно поправить прическу и макияж. Раздевшись, гости потягивают красное и белое вино, пиво и безалкогольные напитки, которые Марк Мессенджер в ярко-синей рубашке и черных «докерах» разливает у стола с баром. Затем гости проходят в большую гостиную, а Саймон и Хоуп поочередно бегают на кухню за тарелками с бутербродами. На кухне Кэрри разогревает чиабатту и фокаччью в электрической духовке, одновременно переговариваясь с подругами, которые с завистью разглядывают новую кухню, привезенную из Германии и установленную всего несколько месяцев назад.
