Сандра Пикеринг как раз успела на семинар — с собой у нее была дорожная сумка. После занятия я попросила ее зайти ко мне в кабинет. Она пыталась перенести встречу на следующий день, ссылаясь на усталость, но я настояла. В тишине коридора я шла за ней, как тюремный надзиратель. Думаю, она сразу обо всем догадалась. Ее не удивили мои вопросы, и она не уклонялась от ответов. Да, она была знакома с Мартином, когда работала на Би-би-си. Она работала с ним вместе над двумя программами в 1993 году. Он брал ее с собой в командировки, во время которых они часто останавливались в отелях. Во время одной из таких поездок они стали любовниками, и их роман продолжался полгода. Они встречались днем, в свободные часы, в ее квартире в Пэддингтоне. По ее словам, он сразу дал ей понять, что не собирается бросать ради нее семью и что об этом не стоило даже думать. Тогда она уже была без ума от него и не посмела оспаривать поставленное условие. Она, «естественно», читала мои романы, но «Глаз бури» вышел уже после того, как они разорвали свои отношения и она ушла из Би-би-си в рекламный бизнес. Тогда она решила не читать его, потому что задумала написать свой и боялась, что попадет под влияние моих книг. «Я всегда вам немного завидовала, — призналась она, — писательница-интеллектуалка, жена и мать, которую он никогда не бросит». Она ходила на курсы по выходным дням и произвела хорошее впечатление на Рассела Марсдена, который был одним из ее учителей. Именно он и посоветовал ей поступить на курс писательского мастерства. Она начала писать «Шлак», даже не подозревая, что когда-нибудь ее преподавателем стану я. Прошла половина семестра, и Рассел Марсден сообщил группе, что во время его отпуска курс будет вести Хелен Рид.
— Я догадывалась, что в Аластэре вы узнаете Мартина, особенно когда прочитала на Рождество «Глаз бури». Но что мне оставалось делать? Не могла же я начать все сначала, придумав совершенно другого героя? — сказала она.
— Но ты могла бы начать писать новый роман.
— Когда, в середине семестра? Да и зачем? Ради этих курсов я бросила хорошую работу и потратила на них все деньги, даже занимать пришлось. Что же мне теперь, отказываться от своей работы, только бы не оскорбить ваши чувства?
Мне было нечего ей возразить. В моем замечании сквозила беспомощность: получалось, что я предпочла бы жить в неведении. Потом я спросила ее, почему их отношения прекратились.
— Мы перестали встречаться, когда у него появилась другая ассистентка.
Сандра так и сказала, подчеркнув слово «другая», и ее полная верхняя губа дрогнула. Я уже не сомневалась, что мне предстоят новые открытия.
— Я не была его ни первой, ни последней любовницей, — просто сказала она.
Значит, у Мартина была репутация человека, спавшего со своими ассистентками. Многие из его близких друзей знали это, включая тех, с кем я виделась на приемах и вечеринках. Все те, кто был на прощальном вечере… Сандра тоже была в тот день в церкви, но предпочла не показываться мне на глаза, так же как и та девушка, которая заняла ее место.
Меня пробила дрожь, я едва могла дышать. Грубые бетонные стены маленького убогого офиса расширялись и сжимались, тучная обнаженная женщина на картине Люциана Фрейда и черная блестящая фигура на фотографии Мапплторпа покрылись рябью и стали совершать непристойные телодвижения. Я переборола себя и усилием воли попробовала вернуться к нормальному состоянию. Потом Сандра сказала:
— Надеюсь, эта новость не повлияет на мою оценку.
Мне захотелось закричать и швырнуть в нее чем-нибудь, но я лишь произнесла ледяным голосом:
— Для этого есть независимые экзаменаторы.
На этом наша беседа закончилась. Около часа я неподвижно просидела за столом, у меня в голове медленно проплывали сцены нашей совместной жизни, я пересматривала их в свете того, что только что узнала. Меня предали. Оказалось, мой супруг жил в другом измерении, о котором я, несмотря на все свое писательское знание жизни, даже не подозревала. Как же случилось, что я ни разу не почувствовала на нем запаха этих шлюшек? Ни разу не обнаружила следы помады на воротнике, компрометирующую записку или парочку надорванных билетов? Должно быть, он вел себя чрезвычайно осторожно. Или я была такой глупой и доверчивой, что ничего не замечала? Теперь, когда не осталось и тени сомнения в том, что он постоянно мне изменял, в памяти стали всплывать различные странности и загадки, которые отлично вписывались в общую картину. Пара куда-то исчезнувших рубашек. Телефонные звонки и молчание в трубку, когда я ее поднимала. Сообщения о том, что он задерживается на работе допоздна. Как легко меня обвели вокруг пальца!
Интересно, когда же начались его похождения? Ответ пришел моментально: во время моей затяжной депрессии семь или восемь лет назад. Полгода я просидела в глубокой сырой яме или, точнее, на дне пересохшего колодца, а добрые люди, включая Мартина, заглядывали в этот колодец, пытаясь подбодрить меня и спуская в корзиночке пилюли и полезные советы. Тогда я не могла писать и даже читать художественную литературу. Мои собственные произведения казались незначительными, банальными и фальшивыми. Я читала письма читателей, которые время от времени получала, с таким чувством, будто обманывала их, и дивилась, с какой легкостью они поддавались обману. Я читала много документальной и исторической прозы, биографий и писем, но не получала от этого удовольствия — просто нужно было как-то убивать время. Ничто не доставляло мне радости, даже секс. Особенно секс. Мы изредка занимались любовью, всегда по инициативе Мартина, но у меня не было сил скрывать свое безразличие. Я извинялась перед ним, убеждая его, что он тут ни при чем, и он понимал меня и был терпелив. По крайней мере, так мне казалось. Да, он все прекрасно понимал, но на самом деле терпения ему не хватило.
И вот через полгода, по непонятной причине (скорее всего мне просто надоело страдать — страдать, но не умирать), моя депрессия начала постепенно отступать. Моему выздоровлению способствовал целый ряд счастливых обстоятельств: французский перевод «Смешанных чувств» был награжден премией, и Мартин ездил со мной в Париж на вручение. Мы провели восхитительные выходные в шикарном отеле (за счет устроителей), а Люси тем временем с блеском сдала вступительный экзамен в университет. Моя голова снова прояснилась. Я начала писать новый роман и вернулась к нормальной семейной жизни. Мы стали реже заниматься любовью, но я объясняла это естественным возрастным снижением полового влечения, и только теперь мне стало ясно, чем это было вызвано. Либидо у Мартина было хоть отбавляй, но на меня это не распространялось. Когда я потеряла интерес к сексу, он воспылал страстью к юной плоти.
Могу ли я его упрекать? Да, могу. Не только потому, что он осквернял наш брак, когда спал с другими женщинами, но и потому, что он предал меня, обманул, превратил в посмешище. Если бы он был жив, я развелась бы с ним. Но нас уже развела его смерть. Что мне теперь сделать со своей злостью и обидой? Разве что излить их на бумагу.
Вечером позвонила Кэрри. Спросила, как дела, и я сказала, что хорошо.
— Судя по твоему голосу, не очень, — сказала она, и я призналась, что она права, но причины не назвала. — Я знаю, что тебе нужно. Провести денек на соляных источниках Дройтуича. Ты об этом не пожалеешь, — уверила меня она. Мы договорились, что она заедет за мной завтра. Ральф уехал в Прагу на несколько дней.
