— Мне больше нравится быть аналитиком, — говорю я своему «брату» по телефону, снова оказавшись на свободном пространстве, примыкающем к Адамс-стрит. — Заниматься подобным наблюдением — это не для меня.
— Вас поняла, — говорит Софи. — Почему бы вам не проверить переносные лотки? Получилось несколько слепых зон, когда они установили зонтики.
— Хорошо.
По мере приближения конца матча я ощущаю все больший приток адреналина в кровь. Я знаю, что наш субъект здесь. Я это чувствую.
Я иду медленно, как бы невзначай разглядывая людей. Когда-то мы с Мартой разгуливали летом подобным образом по торговым рядам. Стадион начинает потихоньку пустеть, но болельщики клуба «Детройт Лайонс» — это не те люди, которые уйдут, не досмотрев матч. Они будут наблюдать за игрой до последнего момента. Это я узнала, находясь в секторе № 112. Мне прекрасно слышно, что происходит на стадионе, и я вижу, как наши правоохранители устанавливают контрольно-пропускные пункты. Мы готовимся «просеивать» болельщиков, покидающих стадион. Это все, что нам остается. У меня в животе что-то сжимается. Нет абсолютно никаких шансов на то, что наш «карась» попадется в такую грубую сеть, как эта. Он слишком педантичный. Слишком прыткий. Слишком умный.
Я прислоняюсь спиной к стене возле лифтов, ведущих на второй этаж, и начинаю разглядывать людей, проходящих мимо. Мои пальцы нервно отбивают ритм на металлической поверхности в такт музыке, доносящейся со стадиона. Если мне позволят сказать об этом матче лишь что-то одно, то я скажу, что на этом стадионе в Детройте звучала действительно хорошая музыка. Детройт, в котором находится штаб-квартира компании «Мотаун»,
[53] вполне может гордиться своим музыкальным наследием. На стадионе прозвучали песни таких выдающихся местных музыкантов, как Кид Рок
[54] и Эминем.
[55] Когда я иду обратно на стадион, к своему месту, Арета Франклин
[56] начинает исполнять припев своей знаменитой песни «Уважение».
Я вдруг чувствую, что справа от меня происходит что-то странное, что там возникла какая-то пустота. Возможно, именно это спецагенты называют шестым чувством. Мне становится не по себе. Стадион находится слева от меня, и ступенчатый потолок, представляющий собой обратную сторону трибуны, делает правую сторону очень высокой. Я пока не замечаю среди ресторанов и магазинов ничего необычного, но ощущаю отсутствие движения в том месте, где все движутся и всё движется.
Я останавливаюсь и окидываю взглядом небольшую группу людей. Среди них никто не похож на нашего субъекта, но возникшее у меня чувство почему-то не пропадает. Более того, оно усиливается. Мне начинает казаться, что голос Ареты, разносящийся над стадионом, теперь доносится до меня откуда-то издалека — как будто я оказалась внутри помещения, стены которого заглушают все звуки.
О-о-о, поцелуи твои (о-о-о…)
Слаще меда…
Мое сердце уже бьется как бешеное, ладони потеют и становятся липкими. Я не могу объяснить этого… Я просто каким-то образом чувствую…
Я оборачиваюсь и вижу, что в двадцати ярдах от меня стоит абсолютно неподвижно и таращится на меня какой-то мужчина.
84
Густая шевелюра. Большая борода. Кепка с эмблемой клуба «Детройт Лайонс» на голове. Очки в роговой оправе. Воротник куртки высоко поднят. Маскировка. И хотя я не могу толком рассмотреть его глаза, я знаю, что они уставились на меня.
От неожиданности я часто моргаю и все еще не верю. Наш субъект, открыто глазеющий на меня. Люди проходят между нами: болельщики идут кто в туалет, кто из туалета, — но каждый раз, когда он снова попадает в мое поле зрения, я вижу, что он все еще стоит неподвижно и все еще смотрит на меня.
Это он.
Какая-то женщина случайно задевает его. Его тело слегка отклоняется в сторону, но он ни на миг не отводит от меня взгляда.
Это он.
Он слегка наклоняет голову — как будто хочет, чтобы ему было лучше меня видно.
В течение следующих нескольких секунд я стою неподвижно и почти не дыша — словно парализованная. Но я хочу, чтобы он видел меня. «Вот я, — хочу я сказать ему. — Я нашла тебя».
В эти бесконечно долгие секунды я слышу, что Арета Франклин поет уже тихим голосом, шум толпы то нарастает, то убывает, а мы с этим типом неотрывно смотрим друг на друга.
Две секунды? Десять? Я не знаю, сколько проходит времени до того, как я вспоминаю, зачем держала все это время сотовый телефон в руке: для того, чтобы мне не пришлось лезть за ним в карман в тот момент, когда он мне срочно понадобится.
И вот этот момент наступил. Мое сердце колотится так, что его удары отдаются в горле. Я бросаю взгляд вниз, на свой телефон, и мой большой палец перемещается на кнопку быстрого набора, при помощи которой я могу почти мгновенно связаться с командным пунктом.
Однако я почему-то не нажимаю на эту кнопку, а снова смотрю на нашего субъекта, бесстрастное выражение лица которого сменяется своего рода снисходительной усмешкой.
И тут я вижу в его руке маленькое черное устройство — возможно, его сотовый телефон. Однако зачем ему сотовый телефон в данный момент?..
Вдруг раздается грохот взрыва — грохот такой оглушительный, что я едва замечаю, как что-то, поранив меня, отскакивает от моего лица. Хотя я знаю, что вскрикнула, я не слышу собственного голоса. Бетонный пол вдруг вздымается и ударяет меня по щеке.
Пребывая в оцепенении, я не замечаю ни липкого бетонного покрытия, ни своей крови, ни мигания проблесковых маячков. Я также ничего не слышу, но при этом, лежа на бетонном полу, чувствую внезапное изменение в вибрации стадиона — чувствую поспешный топот множества ног…
Я поднимаю голову и смотрю в направлении нашего субъекта — человека, за которым я охотилась более года, — но вместо него вижу немой фильм ужасов: беззвучные сумасшедшие движения тел. Я вижу панику, попытки протиснуться побыстрее через узкий проход между сиденьями и — после того, как удается вырваться из толчеи, — движение стремительного потока к выходу. Я ползу на четвереньках, как испуганная собака, к колонне у внутренней стены стадиона и обхватываю ее так, как обнимают своего возлюбленного. Толпа обтекает меня, мне наступают на ноги или же спотыкаются о них. Я с трудом подтягиваю ноги к животу и сворачиваюсь в такую позу, в какой находится ребенок в чреве матери.
