«Язык» – истинный ариец, беспощадный к врагам рейха, – оказался очень разговорчивым…
* * *
…Ночь выдалась удивительно спокойная, лишь иногда рвались снаряды, но далеко-далеко, долетая глухим уханьем.
Свежевырытая землянка пахла свежим деревом, забивавшим неприятное амбре сырой матушки- земли. Сразу ассоциация с могилой, никакого позитива.
А позитив был – в углу топилась щелястая буржуйка. Когда снаружи дул сильный ветер, дым лез во все щели и дырки, наполняя землянку, а ежели погоды стояли тихие, то и тяга была на диво. Во как гудит…
Тепло, хорошо… Тихое счастье солдата.
Марлен вздохнул. Когда он был «на людях», то сдерживался, не позволял себе распускаться, но в землянке никого не было – бойцы ушли в санчасть, знакомиться с новенькими «сестричками».
Все здоровы, хоть паши на них, а будут ныть и жаловаться на несуществующие хвори. Если медички не сообразят, в чем дело, сочтут, что началась эпидемия.
Пока что Исаева не тянуло к женскому полу. Усталость была такая, что порой буквально приползал с задания. Хорошо хоть пайки не тыловые, жить можно.
Хочется, конечно, иногда чего-нибудь вкусненького, такого, о существовании чего товарищи даже не догадываются.
Ладно, перебьешься.
С другой стороны, Марлен не слишком любил вот такие минуты отдохновения. На задании или в бою смерть в ухо дышит, это верно, зато никакие ненужные мысли в голову не лезут.
О родителях, к примеру. Ведь они не виноваты, и твое благородство по отношению к товарищам оборачивается для них переживаниями на грани горя. Это ты можешь убедить себя, что все в порядке и скоро все закончится, а мама, она другая, ее никакая логика не убедит. Как страдала, так и будет страдать.
И еще этот дурак Тимофеев! Блин…
Было бы просто отлично, отправься он сюда, в 41-й, с незнакомым ему человеком. И пусть бы он бежал хоть за линию фронта, хоть за две линии! Но Вика – друг.
И в чем-то его уход – это и его вина, Марлена.
Исаев вздохнул. Скорей бы утро! И в бой…
Глава 14
Хиви
После «расстрела» положение Тимофеева стало только хуже. Немцы не особо церемонились – окатили сомлевшего «коллаборациониста» колодезной водичкой из ведра, тот сразу пришел в чувство, и его отправили в одно местечко под Смоленском. В концлагерь, где содержались предатели и перебежчики. Хиви.
Это была еще одна проверка, еще одно испытание перед тем, как взять «Макса Отто Бользена» в оборот и готовить из него агента – Тимофеев читал об этом. Но это бодрило не слишком – тошно было.
Хиви бродили по территории лагеря, истоптав траву, вымешивая грязь между мелких луж – было похоже на запущенный скотный двор.
В мятой форме красноармейцев, без ремней и головных уборов, хиви напоминали тех запойных чмошников, которые порой сиживали на «губе». Их всех отличали белые повязки на левых рукавах, где в три строки было четко выведено: «Im dienst der Deutsches Wehrmacht»
[15].
Тимофеев такой чести не удостоился – ходил без повязки.
Здесь, на этом выгоне за колючей проволокой, был собран весь «цвет» идейных предателей и просто трусов, сдавшихся в плен и решивших почему-то, что отныне им смерть на передовой не страшна.
Здесь не было обычных красноармейцев, угодивших в полон, – тех держали отдельно, в условиях нечеловеческих. Пленных кормили изредка, да и то всякой дрянью, которую и скотина есть побрезгует. Спали красноармейцы прямо на земле, никаких помещений им не строили – огородили участок, и сидите. Или лежите. Или подыхайте.
Любое нарушение каралось смертью, и покинуть этот ад могли только те, кто добровольно согласится предать своих товарищей, свою Родину и пойти немцам в услужение.
Именно в услужение, а не на службу, ибо никакой гитлеровец не будет считать изменника «камарадом», да еще представителя русского народа, которого сам фюрер считал недочеловеком.
Хиви потребуются для черных работ – будут гонять партизан, исполнять малопочтенные функции полицаев и карателей, поваров, шоферов или охранников.
Самое интересное, что Гитлер был против использования хиви на фронте, но генералы тайком собирали из предателей «кампффербенде» – боевые части. И не зря – для хиви на передовой отсутствовала возможность «вторичной» измены. Перебежать на советскую сторону они не могли – красноармейцы терпеть не могли предателей, и в плен таких не брали…
Погуляв по слякотному «плацу», Тимофеев потащился в барак, где ему отвели койку. В гулком, сумрачном помещении рядами стояли двухъярусные кровати со скрипучими панцирными сетками, застеленные сиротскими серыми одеялами.
Взгромоздившись на «второй этаж», Виктор присел на краю, свесив ноги, и нахохлился. Тоска какая…
И в это время нарисовался некий субъект с глумливой улыбкой. Его белые выгоревшие волосы торчали ежиком. Подойдя поближе, субъект грубо спросил:
– Чё расселся? Тут оба места мои!
– П-шёл вон, – выцедил Тимофеев, чувствуя, как из всех закутков души вымывается злая муть, клокочет, поднимается, грозя затопить мозг…
– Чё?!
Беловолосый ухватился за левую ногу Виктора, намереваясь сдернуть его на пол, и тогда Тимофеев, содрогаясь от наслаждения, согнул правую в колене и ударил субъекта пяткой в подбородок.
Беловолосый отлетел, головой задевая соседнюю кровать.
Видать, приложился здорово, потому как повалился на койку, вытягивая ноги в громадных ботинках.
А Вика ощутил облегчение. Сорвал злость – и хорошо стало.
Спрыгнув вниз, он огляделся – никого – и обыскал субъекта.
Несколько рейхсмарок – и хороший ножик. «Капмессер».
Стропорез немецких десантников с накладками из дуба.
Пружин в нем не было, лезвие выбрасывалось взмахом руки.
Тимофеев мотнул рукой, и клиночек выскочил – перекидной фиксатор неслышно щелкнул, удерживая лезвие обоюдной заточки. Хорош…
Вика сложил и сунул «капмессер» за голенище – может, пригодится в здешнем пандемониуме.
Он не узнавал сам себя. Конечно, в Москве иногда случалось сцепиться с какими-нибудь гопниками, но там все разруливал Марлен. У того разговор был короткий – накидает пачек особо настырному, а дружки и сами увядали.
Лишь пару раз Тимофеев «отвязывался», вступая в драку. Особыми умениями он не обладал, хотя целый год отходил в секцию карате. А толку? Чтобы добиться хоть каких-то результатов в спорте, надо прикладывать серьезные усилия, тренироваться, тренироваться и тренироваться, пока организм не «заучит» все движения на уровне рефлекса. А это трудно…
Куда легче прохаживаться в кимоно и кричать «Кий-я-а!», изображая крутизну как минимум уровня «Как Ван Дамм!».
