– Зачарованное Место?
– Ага. Мишка так говорил. Это где-то в книжке про Винни Пуха было, что ли. В старину тут капище стояло – Серега, это тот археолог, именно тут черепки свои наковырял. Потом на этом самом месте часовенку поставили, она вместе со скитом сгорела, а красноармейцы какой-то старый остов той часовенки приспособили – землянку соорудили. Вот такой тут культурный слой…
– И что Мишка? – Марлен вернул Дим Димыча к теме разговора.
– А что Мишка? – развел поисковик руками. – Тут и сказать-то нечего! Первый день, когда они тут копались, никто сюда не заглядывал. Мы только на третий день вспомнили, что никто к нам не заходил. В первый-то день раза три являлись – то заварки просить, то сахару, то у них черенок у лопаты сломался, чинили. Артем тогда сам к ним сходил, а тут никого! Мы еще, помнится, обиделись. Решили, что пацаны в Москву умотали. Возмущались, помню. Могли бы, дескать, и попрощаться зайти. А потом дня четыре проходит, и полиция нагрянула. Я сам их сюда провел, они тут все облазили и нашли велики – не здесь, а метров за двести отсюда, у болота. И все на этом. Ни следов, ничего.
– Понятно… – протянул Исаев. – Ну, спасибо вам. Мы тут еще побродим немного?
– Да ради бога!
– Наверное, палатку поставим. Но к вам заглянем обязательно!
Поисковик расхохотался и пожал Марлену руку.
Когда Дим Димыч ушел, настала тишина, чуть ли не первобытная. Казалось, вся цивилизация окрест сгинула и они остались вдвоем в каком-нибудь палеолите. Если бы в это время затрубил мамонт, Исаев нисколько бы не удивился.
– Тебе не жутко здесь? – негромко спросил Виктор.
– Да не то чтобы жутко… Странно как-то.
– Знаешь, а голова не болит уже!
– Вот! А я что тебе говорил? Пошли за палаткой.
– За палаткой? – вытаращил глаза Тимофеев. – Ты что, тут ночевать собрался?
– Почему я? – хладнокровно ответил Марлен. – Ты тоже.
– А я еще никогда не спал в палатке… – растерянно сказал Виктор.
– Вот и копи опыт!
Пока они перетащили из машины навороченную кемпинговую палатку «Алексика», пока установили ее, уже и стемнело. Поужинали с поисковиками – дорогой московский «паек» пошел на ура – так что «домой» возвращались уже в полной темноте. Синий луч мощного фонаря высвечивал тропу, отчего мрак вокруг еще сильнее сгущался.
– Так, я налево, – бодро сказал Исаев, заползая в свой спальный блок, – ты направо. Или меняемся? Мне лично все равно.
– Мне тоже, – уныло вздохнул Тимофеев. – Вот тебе и весь сказ…
Улегшись, Марлен долго слушал тишину. Лишь изредка задувал ветер, и тогда верхушки сосен сдержанно шумели. Угукнет ночная птица, и снова тишина.
Незаметно задремав, Исаев проснулся часа в два ночи – глаза уловили свет снаружи. Сонно поморгав, Марлен подумал, что это Витька решил до ветру сходить, а куда ж ему без фонаря? Еще бабайка схватит…
Улыбаясь, Исаев погрузился в сон.
* * *
Утром он встал свежим и отдохнувшим. Воздух, настоянный на хвое и смоле, омывал прокуренные и загазованные легкие. Ничего-то не болело, только аппетит разыгрался, но это как раз признак здоровья.
Идти к поисковикам Марлен поленился, да и толку? Те вставали рано, уже закопались небось. Вчера вон скелеты нашли с медальонами. Будут потом изучать в лаборатории, чья фамилия записана на листочке, вложенном в бакелитовый «смертный» медальончик, – чернила-то выцвели, и даже то, что было выведено химическим карандашом, уже не разобрать.
Хотя красноармейцы редко вкладывали в медальоны листочки со сведениями о себе. Да, если ты погибнешь и тебя похоронят, вскрыв медальон, то семье помогут. Но дело как раз в том, что у бойцов Красной Армии существовало стойкое поверье: если напишешь о себе в медальон, то тебя точно убьют.
Вот и получалось, что листочек с записью можно было найти в одном-двух медальонах из сотни. Это Марлену поисковики рассказали.
Исаев вскрыл мясные консервы, и они с Витьком слопали целую банку. Спиртного брать не стали, и Тимофеев выглядел вялым – непривычно ему было, чтобы утро, а он с похмелья не мается. Глядишь, так и привыкнет к трезвой жизни! Хотя… Нет.
А чем он ее заполнит тогда? Работой? Учебой? Что смеяться…
– Ну, давай, дорогой Ватсон, – потер руки Марлен, – осмотримся внимательно, поползаем с лупой.
– Дава-ай… – зевнул Тимофеев.
Битый час они ходили по высокому плоскому холму, плутали между сосен, но ничего не нашли.
– Дупель-пусто… – вздохнул Виктор.
– Похоже, – кивнул Марлен и осторожно спустился в большую, заросшую травой яму, к остаткам той самой землянки, которую построили на месте сгоревшей часовенки.
Крыша в три наката почти сгнила и не рухнула лишь потому, что ее удерживала четырехугольная металлическая рама, примерно метр на полтора, вроде как сваренная из толстого швеллера.
Сталь словно закалилась – не ржавела, приобретя цвет хорошо обжаренных кофейных зерен.
Было заметно, что половина крыши обвалилась по эту сторону, но кто-то трудолюбиво откопал землю и выбрал трухлявое дерево.
Надо полагать, Дим Димыч и его команда.
– А это чей? – спросил Тимофеев, кивая на сотовый телефон, лежавший внизу металлического «остова», будто на подоконнике оконной рамы.
– Не мой точно, – хохотнул Марлен, склоняясь, и замер.
С верха металлической конструкции свисала коричневая сосулька-сталактит. Такие порой образуются в подвалах, где сочится вода. Капля по капле, миллиметр за миллиметром. Растет сосулька десятки лет.
Но не сталактит впечатлил Исаева – вода еще и вниз капала, из-за чего на «подоконнике» наросла этакая нашлепка, больше всего похожая на кусочек грязного льда. Вот только нашлепка эта покрывала сотовый телефон…
Исаев облизал пересохшие губы. Медленно протянув руку, он положил пальцы на мобильник, стронул с места. Тот будто прилип, но нашлепка-сталагмит была хрупка.
Марлен поднес телефон к глазам. Обычный «Нокиа», бюджетная модель.
– Может, кто из поисковиков посеял? – измыслил гипотезу Тимофеев.
Исаев с сожалением посмотрел на приятеля.
– Смотри, – глухо сказал он. – Видишь этот натек?
– Ну.
– Это вот отсюда накапало. Понимаешь? Этому натеку – лет пятьдесят, если не больше.
– Ничего себе! – поразился Вика и нахмурился: – Да чё ты врешь, Исаев? Тогда ж не было сотовых!
– Вот именно, – сухо ответил Марлен, поднимаясь. Задумавшись, он спросил: – Слушай… А ты, когда ночью вставал, куда с фонариком отходил?
– С каким фонариком? – опять удивился Тимофеев и тут же рассердился: – Да чё ты все выдумываешь! Никуда я не вставал, спал до самого утра!
