Виктор вздохнул и поднял голову.
– Крутил, – признался он. – Просто… Если бы я сказал правду, он бы мне все равно не поверил, зато узнал бы важную тайну, а этого нельзя было допустить.
– Вы меня интригуете. – Комиссар нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.
– Все дело именно в моем дне рождения, товарищ бригадный комиссар. Я родился в одна тысяча девятьсот девяностом году.
– М-м… Вы хотели сказать – в восемьсот девяностом? Признаюсь, выглядите вы достаточно молодо.
– Я сказал именно то, что хотел сказать! Я родился в девяностом году, ровно за год до того, как развалился СССР.
– Что-о?!
– Да! Его развалили всякие… эти… перерожденцы из компартии! Сначала партию развалили, а потом и Советский Союз, хотя народ был против! Ну, что вы на меня смотрите, как Ленин на мировую буржуазию? Это не я виноват был в том, что СССР распался!
Ковальков ошеломленно помотал головой.
– Постойте, постойте… – быстро заговорил он. – Так… Вы хотите сказать, что были в будущем? Как этот, у Герберта Уэллса, путешественник во времени?
– Да нет же! Хотя… В общем, я действительно родился в девяностом году, через пятьдесят лет появлюсь на свет. Там, в будущем, я рос, ходил в школу, в институт, а когда мне было двадцать шесть, то есть в две тысячи шестнадцатом году, мы с товарищем обнаружили портал… ну, такой ход во времени. Он и сейчас существует, этот портал!
Сбивчиво, путаясь и поправляясь, Тимофеев изложил все свои приключения.
Ковальков задумчиво смотрел на него.
– Не верите? – криво усмехнулся Виктор. – Я же говорил…
Комиссар покачал головой.
– Я допрашивал не одного немецкого шпиона и диверсанта, – медленно проговорил он. – Да, эти типы отпирались, врали, но их вранье было простым и незатейливым. Вы же рассказываете совершенно невероятные, просто сказочные вещи, которые выпадают из плоскости обыденного. Ни один шпион не станет придерживаться вашей «легенды» – это идет в нарушение всех правил, а первое правило гласит: не выделяться! Так что мой опыт подсказывает мне, что вы не шпион. Но и поверить вашему рассказу мне тоже сложно.
– Да я понимаю… – вздохнул Виктор.
– Послушайте… Если все, что вы мне сказали, правда, то вы знаете о том, что будет?
– Ну, да…
– Враг возьмет Москву? – быстро спросил Ковальков.
– А фиг ему. Бои будут страшными, немцы подберутся близко к столице, но уже в декабре их отбросят – на сто, на двести километров от Москвы.
– А потом?
– Ну-у… Я не помню всего… В мае 42-го будет угрожающая обстановка у Харькова, но Хрущев и Тимошенко доложат Сталину, что все в порядке. В итоге немцы прорвутся на Кавказ и дойдут до самой Волги. В Сталинграде будет просто грандиозная, эпическая битва, и мы там разгромим фашистов. Они начнут отступать. Летом 43-го грянет Курская битва, потом еще что-то случится, а в апреле 45-го мы будем штурмовать Берлин. Германия капитулирует 9 мая.
– Еще четыре года войны?!
Тимофеев развел руками. Ковальков поднялся из-за стола и стал ходить, пригибаясь кое-где под матерчатым тентом.
Остановившись, он оперся руками о стол и негромко спросил:
– А кто будет, когда… ну, после товарища Сталина?
– Хрущев. Они с Маленковым и Булганиным целый заговор составят. Состряпают дело против Берия – типа он с немцами в 42-м договаривался о сдаче, – и наркомом в НКВД посадят ставленника Маленкова и Хрущева. Потом наговорят на Власика, и вождь останется без охраны. Вот тогда-то они и «помогут» Сталину скончаться. Не знаю, как. Отравят, быть может, или не то лекарство дадут. Иосиф Виссарионович умрет в 53-м, не помню, в какой день, и к нему целые сутки никого не будут пускать. Наверное, для того, чтобы отраву нельзя было обнаружить. Потом эта троица передерется, но верх одержит Хрущев. Сталина похоронят в Мавзолее, рядом с Лениным, но Никита прикажет вынести его оттуда – в народе будут думать, что Хрущев это место для себя готовил. Сталина он обосрет по-всякому, и Сталинград переименуют в дурацкий Волгоград, и партия выродится, и закончится все развалом СССР, когда сами же коммунисты вернут капитализм…
Ковальков прерывисто вздохнул.
– Надо что-то делать… – пробормотал он. – Нет, я не могу вам вот так вот взять и поверить. Я чувствую, что вы искренни, но…
– Думаете, я… того? – грустно рассмеялся Тимофеев. – Так это легко проверить.
Неожиданно полог палатки отодвинулся, и внутрь заглянул Жорож.
– Товарищ бригадный комиссар, – сказал он хмуро, переводя взгляд с Ковалькова на Тимофеева, – я не знаю, о чем вы тут говорили, но товарищ лейтенант вас подслушивал.
Ковальков побледнел.
– Ах, ты… Где эта… этот…
– У радистов. Выгнал всех и шпарит шифротелеграмму в Москву.
– Я даже знаю кому, – криво усмехнулся Виктор. – Абакумову! Этот главный особист давно хотел занять место Берия.
Жорож с испугом посмотрел на Тимофеева – такие фамилии и всуе?
– Если Абакумов поверит Данилину, – рассудил Ковальков, – задержат и тебя, и меня. И что тогда произойдет, лучше не думать… За мной! Быстро!
Комиссар выскочил из палатки и послал Доржиева за водителем. Вскоре подъехала полуторка.
– Куда, товарищ бригадный комиссар? – высунулся в окно лопоухий водитель.
– На аэродром, Федя! Только быстро!
Взяв в охапку сданные «шмайссеры», комиссар перекинул их Николаенкову и Тимофееву.
– Если позволите… – хмыкнул Цирендаши, подхватывая «маузер».
– Садитесь в кузов! Поехали!
Тимофеев влез и чуть не упал, когда грузовик тронулся. Палаточный городок отдалился, а вот звуки канонады будто приблизились – на западе завиднелись дымы пожарищ, косо уходившие к небу.
Хлопая бортами, полуторка неслась лесной дорогой, надрывно ревя мотором, и вот вывернула на небольшой полевой аэродром.
Здесь в капонирах прятались «МиГи» и «Яки», а отдельно стоял пассажирский «Сталь-11», рассчитанный всего на пять человек, включая пилота.
Этот-то пилот и подлетел к начальнику политотдела, вытягиваясь во фрунт.
Ковальков, отмахиваясь от церемоний, быстро спросил:
– Самолет готов?
– Да, товарищ бригадный комиссар!
– Заводи! Срочно!
– Есть! А… куда?
– В Москву!
Вскоре мотор «Стали» прокрутился, зачуфыкал – и взревел, набирая обороты.
– Залезайте! – скомандовал Ковальков. – Уже даже не важно, правду ли вы говорили, товарищ Тимофеев, или нет. Нельзя дать Абакумову козыри! Иначе многие головы могут полететь, и это во время немецкого наступления! У нас остается единственный выход – обратиться напрямую к наркому НКВД.
