Вождь был рассеян и немногословен. Порасспрашивав Марлена насчет обращения с ноутбуком, он забрал его с собой, решив возвратиться в Кремль. А второй ноут – тот, с которым баловались Филоненко со товарищи, Сталин передал через Исаева Бергу.
Надо полагать, блага кибернетики, явленные ему с экрана монитора, резко повысили авторитет Акселя Ивановича – как-никак Берг числился среди тех, кто продвигал IT-технологии, как их в будущем назовут.
Вся инфа о технике и технологиях тоже ушла к Бергу – Марлен решил, что вскоре ИРЭ станет лишь частью обширного комплекса научных учреждений, призванных «переварить и усвоить» знания из будущего.
Сталин уехал, а вот Исаева не сразу отпустили. Лишь в одиннадцать часов на даче появился посыльный от Берия, сообщивший, что Абакумов пойман и заперт в подвале на Дзержинского, 2. Хорохорится еще, показаний не дает, но это временно…
В институт Марлена подбросили на бронированном сталинском «Паккарде».
В ИРЭ стало людно, а среди охраны Исаев с радостью заметил Филоненко и Доржиева.
– Я вас приветствую! – крикнул он.
– О-о! – воскликнул старлей. – Привет, привет!
А потом, отведя Марлена в сторону, он заговорил вполголоса:
– А я в этом вашем Интернете и про себя кой-чего нарыскал. Будто бы я женюсь на своей Ане только после войны и пошлют нас нелегалами аж в Бразилию. Это правда?
– Товарищ старший лейтенант, – улыбнулся Исаев. – Это было правдой, а теперь… я даже не знаю. Одно могу сказать точно – вряд ли вас отпустят за границу.
– Да и хрен с ней, с той заграницей! – ухмыльнулся Филоненко. – Главное, что с Анькой куда скорей увижусь, а служить в таком месте, – он обвел рукой стены института, – это же мечта! Я о таком даже в книжках не читал!
– Здравствуйте, Марлен! – послышался голос Берга. – Принесли?
– Вот!
Исаев протянул ему ноутбук и запоминающие устройства. Аксель Иванович благоговейно сгреб сии сокровища и торжественно понес наверх. Марлен отправился следом.
На лестнице его ждала Наташа. Девушка неуверенно шагнула к нему.
– Я так волновалась… – пролепетала она.
Ее руки сделали непроизвольное движение, словно желая обнять, и Марлен проявил инициативу – стиснул Наташу так, что та пискнула, и поцеловал.
Девичьи руки тотчас же обвили его шею, и поцелуй получился долгим. А когда их губы разомкнулись, Наташа вдруг заплакала и уткнулась Марлену в плечо.
– Ну, здрасте! – улыбнулся он. – Я-то думал, ей хорошо, а она ревет!
– Мне очень хорошо, – невнятно выговорила девушка, – просто я очень боялась, а потом вся эта стрельба… Стало еще страшнее.
– Пустяки, Наташа, это на фронте был страх, а здесь…
– Ага! Тебе же и одной пули хватит!
– Ну-у… Это, если в голову или в сердце, а я верткий!
Всхлипнув в самый последний раз, девушка быстро привела себя в порядок.
– Пошли быстрее, – проворчала она, – а то Аксель Иванович заругается…
– Пошли, – улыбнулся Марлен.
* * *
С раннего утра седьмого ноября все научные работники ИРЭ, включая Марлена, Виктора и Михаила, отправились поближе к Красной площади. Такой парад пропустить нельзя было.
Лишь пятерым из всего коллектива института достались пропуска на саму Красную площадь, остальные вливались в толпу народа, обступившую улицы поблизости.
За пятеркой счастливчиков топала еще одна пятерка – телохранов во главе с Филоненко.
Впрочем, Марлен не обращал внимания на «подгруппу прикрытия» – его вниманием владел сам парад.
Серое холодное небо нависало над столицей, создавая суровый фон торжественному действу. На фоне низкой облачности выступала Спасская башня и собор Василия Блаженного, создавая настроение приподнятое и даже эпическое – войска, которым суждено промаршировать, не разъедутся по казармам, а отправятся прямо на фронт. Передовая уже недалеко…
И вот заиграла музыка – оркестр штаба Московского военного округа выдавал марши, бравурность которых звучала ныне с нотой гордости, сдержанной решимости.
По крайней мере, именно так усилия музыкантов воспринимал Марлен.
Парад принимал маршал Буденный. А потом Сталин сказал свою речь:
– Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, – разнесли динамики глуховатый голос вождя, – командиры и политработники, рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, работники интеллигентского труда, братья и сестры в тылу нашего врага, временно попавшие под иго немецких разбойников, наши славные партизаны и партизанки, разрушающие тылы немецких захватчиков!
От имени советского правительства и нашей большевистской партии приветствую вас и поздравляю с 24-й годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции.
Товарищи! В тяжелых условиях приходится праздновать сегодня 24-ю годовщину Октябрьской революции. Вероломное нападение немецких разбойников и навязанная нам война создали угрозу для нашей страны. Мы потеряли временно ряд областей, враг очутился у ворот Ленинграда и Москвы. Враг рассчитывал на то, что после первого же удара наша армия будет рассеяна, наша страна будет поставлена на колени. Но враг жестоко просчитался.
Несмотря на временные неуспехи, наша армия и наш флот геройски отбивают атаки врага на протяжении всего фронта, нанося ему тяжелый урон, а наша страна – вся наша страна – организовалась в единый лагерь, чтобы вместе с нашей армией и нашим флотом осуществить разгром немецких захватчиков…
Марлен слушал и чувствовал легкий озноб – это была не старая запись, слова вождя говорились здесь и сейчас, «онлайн», хотя это дурацкое заимствование не слишком подходило к этому времени, оно резало слух.
– …Война, которую вы ведете, – говорил Сталин, – есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!
За полный разгром немецких захватчиков! Смерть немецким оккупантам! Да здравствует наша славная Родина, ее свобода, ее независимость! Под знаменем Ленина – вперед, к победе!
И вот зашагали пехотинцы и артиллеристы, зенитчики и моряки. Двинулась конница, прокатились даже тачанки, прошли «тридцатьчетверки» и «КВ».
– Здорово! – сказал Тимофеев.
Марлен покосился на Вику – он еще не был уверен, что его друг искренен. Может, просто подлизывается?
Хотя зачем ему? Встретили Витьку нормально, никто ему не пенял за сдачу в плен. Уход Тимофеева даже дезертирством назвать было трудно, ведь его, как человека, как гражданина, попросту не существовало. Еще не существовало.
