До Вавилона сколько миль?
Десятков, верно, семь.
Ходили многие туда,
Назад пришли не все.
Коль шагаешь проворно и налегке,
Ты вернешься с той же свечой в руке.
Спотыкающиеся ноги Мари никак нельзя было назвать легкими и проворными. Прошла целая вечность, пока Ник и Мари снова показались в темной дали – они медленно поднимались по следующему извиву сумрачной серой дороги, высокая темная фигура и маленькая выцветшая, и высокая поддерживала маленькую так нежно, так заботливо…
– Уф! – Уилл пососал обожженные пальцы. – А как так вышло, что ты тоже знаешь последнюю строфу?
– Это же детский стишок, – отозвался Роб. – Эти две строфы в Талангии знают все.
– Но ты-то наверняка учился на мага, так ведь? – спросил Уилл.
– Да, – признался Роб.
Конечно, подумал я. Иначе Кнаррос не отправил бы его сюда. И я был рад, что у нас, на Земле, известна только одна строфа. Иначе Нику было бы гораздо труднее согласиться.
Глава двадцатая
Продолжение отчета Руперта Венейблза
Я задвинул кресло-каталку в тесное пространство у двери и сел в него, сосредоточившись сначала на том, чтобы дорога никуда не исчезла и была ясно видна, а затем – на том, чтобы замедлить горение свечных фитилей, превратив их в восемнадцать еле тлеющих огоньков. Потом я проверил узел – его никто не трогал – и защиту Уилла, которая тоже никуда не делась и окружала нас, словно каменная стена. На все это ушло некоторое время. Ник и Мари преодолели следующий склон и стали такие маленькие, что в сумерках их было видно с трудом, и только тогда я почувствовал, что можно немного отвлечься. А когда я отвлекся, то обнаружил, что Уилл расположился в мягком кресле, которое мы отодвинули к двери в ванную, а квачки устроили под ним гнездо. Роб весьма художественно спал.
– Роб, – позвал я. – Роб!
Он артистично проснулся:
– Что?
– Роб, у меня осталось два вопроса, которые я не мог обсудить с вами при Нике. Во-первых, к сожалению, ваш дядя Кнаррос погиб…
Тут мне пришлось замолчать. Роб заплакал. Он плакал, как плакал кентавр Крис, слезы ручьем текли по смуглым щекам и изящно очерченным губам, и он переводил жалобный взгляд с меня на Уилла и обратно. Некоторое время он, похоже, не мог говорить. Мы не хотели мешать его скорби. Наконец он дрожащими руками вытер лицо и выдавил:
– Как?..
– Кто-то застрелил его из земного пистолета, – ответил я. – Соболезную. Я должен был это предотвратить, но повел себя глупо. Я не представлял себе, что происходит.
Мне было тошно, ведь Роб, очевидно, любил этот гранитный памятник кентавру. И я не разглядел, в какую опасную сеть интриг попал Кнаррос, даже когда понял, что дети у ворот ждали не меня. В последнее время я портил все, к чему ни прикасался, – со дня суда над Тимотео и до сих пор, – и понадобились слезы кентавра, чтобы я это осознал.
– Сколько тебе лет, Роб? – ласково спросил Уилл.
– Восемнадцать, – ответил Роб, глухо, протяжно всхлипнув.
Значит, уже мог бы вести самостоятельную жизнь, подумал я, если бы не узкий кругозор из-за сурового воспитания в поселении.
– Ты, кажется, упоминал, что у тебя есть другая семья? – спросил Уилл.
Роб кивнул. Было видно, что Уилл ему понравился. Уилл принадлежал к тому типу грубоватых, но чутких и добрых поселян, который кентавры ценили больше всего.
– Моя мать жива, – снова всхлипнув, сказал Роб. – Но… но она так и не оправилась после того, как родила меня.
Мне было видно, что он чувствует себя виноватым. Я вздохнул – и потому, что в этом чувстве вины не было никакого смысла, и потому, что понял, что быть мне на этом допросе злым полицейским. И хотел было заговорить, но Уилл успел первым:
– А твой отец, Роб? Он жив?
У Роба вздернулся подбородок. Рука машинально стиснула медальон на груди, а глаза, по-прежнему полные слез, гордо посмотрели в серьезные глаза Уилла.
– Мой отец мертв. Он был император.
Это меня огорошило. Я думал несколько в другом направлении, и это подорвало все мои теории. Уилл, похоже, растерялся не меньше моего. И только и мог, что проговорить:
– Значит, твоя мать и Кнаррос из очень хорошей семьи.
– Самого знатного рода, – гордо подтвердил Роб.
Некоторое время мы сидели и глядели на этого раненого, всеми покинутого принца-кентавра. Потом я сказал:
– Роб, со смертью вашего дяди связано несколько обстоятельств, которые, думаю, вам следует…
Сзади, за дверью в номер, послышался громкий топот: кто-то не сумел пробиться через защитные чары Уилла и даже постучать в дверь, вот и пришлось ему топать по ковру на полу коридора. Вскоре послышались и крики – поначалу приглушенные, далекие, а затем все громче и отчетливее: человек за дверью разобрался, как добиться, чтобы голос проникал сквозь слои защиты.
– Венейблз, Венейблз! Венейблз, ты меня слышишь?
Да, я его слышал, и это меня насторожило. Похоже, он протолкнул свой голос окольными путями сквозь конструкцию Уилла и размазал по моим заурядным защитным чарам под ней. Для этого нужно было немалое мастерство и очень много сил. Первой моей мыслью было притвориться, будто я не слышу. Зачастую маг понимает, удалось ли его волшебство, только по реакции окружающих. Я посмотрел на Уилла, затем на Роба и знаком велел им молчать. И мне стало очевидно, что Роб узнал этот голос. Он вскинул голову. И вид у него был такой, словно он чуть было не крикнул в ответ, но передумал.
– Венейблз! – Это был уже оглушительный вопль.
– Кто это? – шепотом спросил Уилл у Роба: он правда не знал.
– Грамос, – ответил Роб. Он был удивлен и озадачен. – Он живет в Талангии. Что он здесь делает?
– Грэм Уайт, – сказал я. – Он и здесь живет, Роб.
– Венейблз! Я знаю, что ты там! Отвечай! – орал Уайт. – Пока не ответишь, не уйду!
– Ответь ему, пусть отвяжется, – прошептал Уилл.
Я спроецировал свой голос наружу и притворился, будто сплю.
– Что? Кто там?
– У тебя там Ник Мэллори! Да? – закричал Уайт.
– Нет, – ответил я, не особенно покривив душой. – А что?
– Его мать волнуется! – завопил Уайт.
Я закричал в ответ – опять же не особенно покривив душой:
– Я не знаю, где Ник! Откуда мне знать, черт побери? Передайте Жанин, что если я увижу Ника, то скажу ему, что Жанин звала!
Уайт мне не поверил. И, понизив голос, пригрозил мне – сказал, что сделает со мной, если я говорю неправду. Потом еще немного постоял под дверью, бормоча. Наконец вроде бы ушел. Я прощупал пространство за защитными чарами, и мне показалось, что он и в самом деле ушел по коридору. Однако я счел за лучшее помалкивать, пока не удостоверился, что его за дверью нет.
