– Рассказывай, – велела Цинка.
Я не забыл, что на лестнице сидит Корнелиус Пунт и проделывает свой фокус с усилением наших голосов. Цинка тоже. Она покосилась вверх, потом на меня, нахмурилась – и мы с ней разом наслали на него иллюзию совсем другого разговора, более того, двух совсем других разговоров. Координировать их нам было некогда. Одним лишь Тем, Наверху, ведомо, что вынес Пунт из нашей беседы.
– В общем, примерно так, – сказал я и снабдил Цинку краткой сводкой новостей.
– Вавилон! – проговорила Цинка. – О господи, Руперт! Надо было тебе позвать меня еще днем! Для начала, вот тебе моя строфа…
Дверь запасного выхода рядом с нами резко распахнулась. На площадку выскочил Мервин Тарлесс и замер, глядя на толпу на лестнице с величайшим презрением.
– Какое отвратительное зрелище! – заявил он нам, как будто считал, что это наших рук дело. – И лифты сломались! Какого черта? Как мне теперь попасть наверх?
– Ужасно, – согласился я, вовремя вспомнив, что мне полагается изображать поклонника его таланта.
– Проложите себе дорогу, – весело ответила ему Цинка. – Распинайте всех в стороны. Они пьяные в стельку, никто ничего не заметит. – И потащила меня в противоположную сторону, за дверь запасного выхода, добавив на ходу: – По крайней мере, некоторые. Если повезет, кто-нибудь даст вам сдачи! – К этому времени мы очутились на относительно свободном пятачке возле лифтов. – Ничего-ничего, – сказала Цинка, заметив, что я настороженно обернулся через плечо. – Я внушила Тарлессу мысль, что надо подниматься по лестнице через толпу. А нам, по-моему, все равно нужно сюда, вниз, в кухню. Вот моя строфа:
Что взять с собою в Вавилон?
Возьми воды глоток,
Зерна и соли горсть, свечу
Да козьей шерсти клок.
Коль с умом ты используешь их в пути,
И с одной свечой сумеешь дойти.
– Ох, ну конечно! – сказал я. – Надо было дать им с собой стихии жизни! Как же я сам не догадался!
– В кухню, – сказала Цинка. И уже на бегу пропыхтела: – Свечей у меня полно. Шерсть – не вопрос. Вода тоже. Труднее всего будет с зерном.
Потыкавшись немного туда-сюда по задворкам гостиницы, мы вломились в стальные двери и оказались в помещении, где повсюду сверкали металлические принадлежности и сильно пахло подогретым жиром, который еще не дошел до кондиции. Там я предоставил бразды правления Цинке. У каждого магида особое чутье ко всему, что касается их личных страшных тайн, и к тому же единственным дежурным в кухне был усталый парень в высоком белом колпаке. Цинке явно было легче договориться с ним, чем мне.
Она мгновенно взяла его в оборот.
– Нам очень нужно найти что-то, в чем есть цельные зерна, – сообщила она. – У вас есть какая-нибудь крупа?
– Мюсли? – предположил оторопевший повар.
– Там слишком много добавок, – сказала Цинка. – Пшеница, овес, ячмень – но в зернах, вот что нам нужно.
Повар, бедняга, расстарался как мог. Сначала он предложил пакет замороженной кукурузы, пакет муки и пачку овсяных хлопьев. Цинка улыбнулась ему, вся розовая и шелковая, и платье соскользнуло с плеча. Покорный ее воле, повар отправился на новый заход и вернулся с бурым рисом.
– На худой конец сойдет, – сказала Цинка. – Но нам бы, если можно, что-нибудь европейское.
Повар ушел и вернулся с кунжутом, канареечным семенем, хлебом из непросеянной муки и пумперникелем. Цинка ласково взяла его за руку и увела куда-то прочь от шкафчиков.
Когда они ушли, я разыскал полиэтиленовые пакеты. На полке у двери стояло, наверное, несколько сотен солонок и перечниц, и я кинулся торопливо ссыпать соль в пакет, пока он не наполнился. Потом нашел большой дуршлаг и, ни на миг не забывая о догорающих наверху свечах, принялся яростно просеивать овсяные хлопья. Почти все зерна были расплющены, но мне все же удалось набрать пару унций целых, несмятых зерен овса, и тут появилась Цинка, прижимая к груди жестяную банку. Там перекатывалась горстка пшеничных зерен – повар мрачно пояснил, что они с чего-то там осыпались.
– О, прекрасно! – воскликнула Цинка, увидев, чем я занимаюсь. – Если возьмем и твои, и мои и досыплем чуть-чуть канареечного семени, кунжута и самую малость риса, наберется как раз примерно две горсти. Спасибо, шеф. Я вас обожаю. Пойдем, Руперт.
Мы бросились в центральную часть гостиницы, сжимая в руках полиэтиленовые пакетики.
– Что случилось со вторым лифтом, сама не понимаю, – пропыхтела Цинка, – но дальний, к сожалению, стоит из-за меня – и из-за тебя. У тебя, Руперт, всегда получается всем стасисам стасис. Снять его до конца мне не удалось.
– А, и всего-то? – Я вздохнул с облегчением.
Мне даже подумать было страшно, что придется пробираться наверх по лестнице – опять сквозь толпу. Когда мы добежали до лифтов, скинуть остатки моего стасиса с того лифта, в котором прятался Роб, и притащить его вниз была пара пустяков. Мы взмыли на лифте на третий этаж, и я остался ждать, а Цинка подобрала розовые юбки и ринулась к себе в номер за свечами.
Ждать было просто пыткой. По часам получалось, что я вышел из номера всего полчаса назад, но я им не верил. Боялся, что они встали. Мне становилось все очевиднее, что что-то не заладилось, но где именно – у меня в номере двумя этажами выше или что-то страшное произошло с Мари, которая ждала, полуживая, в краю теней, – этого я понять не мог. И просто надеялся, что Цинка вернется скоро.
Надо отдать ей должное: она вернулась и вправду скоро. Через две минуты она выбежала с другой стороны с охапкой свечей – из натурального пчелиного воска: на меня повеяло медом, – и, отдуваясь, проговорила, что узел совсем взбесился и до ее номера теперь ближе отсюда. Я рывком втащил ее в лифт, ударил по кнопке, и мы помчались вверх.
Опять кто-то вмешивается в работу узла, подумал я. Снова Грэм Уайт. Тут меня осенило.
– Кстати, как ты думаешь, – спросил я, когда мы проскочили четвертый этаж, – кто из них кого убивал? Я убежден, что замешаны оба. У одного просто не хватило бы времени.
– Женщины редко перерезают горло, – уверенно сказала Цинка. – Значит, она стреляла.
Все сходилось. Тот, кто в меня стрелял, замешкался, как будто не привык – не привыкла – обращаться с пистолетом, а Грэм Уайт, владелец оружейного завода, должен был быть докой в этом деле.
– Спасибо, – сказал я. – Значит, из них двоих он опаснее.
– Не делай на это больших ставок, – ответила Цинка, когда лифт замедлился. – По-моему, она та еще гадюка.
Двери раздвинулись. Мы выскочили из лифта и побежали. И бежали, и бежали. И все сворачивали и сворачивали за углы на бегу.
И вот наконец показался нужный коридор, а в середине его – открытая дверь моего номера, а возле нее метался Уилл, то и дело спотыкаясь и наклоняясь в напрасных попытках поймать бешено скачущую квачку. А вдали решительно шагали прочь три фигуры – Грэм Уайт и Жанин, а между ними Ник.
