Глава двадцать первая
Руперт Венейблз продолжает рассказ
Мы с Цинкой остановились и переглянулись.
– Тут кто-то поработал над чарами, – сказала она. – Я чувствую.
Теперь и я это почувствовал. Вот чем занимался Уайт после того, как покричал у меня под дверью. Конечно, я должен был почувствовать это раньше, когда выходил, но в спешке ничего не заметил. Опять сел в лужу. Я выругался. Чары были настроены так, чтобы вытащить Ника из номера, как только дверь откроется в следующий раз. Уилл рассказал, как все было, когда мы медленно подошли к нему и он выпрямился, красный, запыхавшийся, однако же квачку ему удалось загнать обратно.
– Я думал, эта треклятая дверь заперта, – сказал он, – но ты, наверное, оставил ее приоткрытой.
– Нет, я ее запер, – ответил я. – Это Грэм Уайт над ней поработал.
– Ох! Ну, ясно. – Уилл запустил пятерню в волосы – вылитый Дакрос. – Не сообразил. Квачки, чтоб их, дернули наружу. Мы с Ником выскочили, хотели их загнать, но тут подошли эти двое. И она говорит: «Идем, Ник, ты мне нужен», – а он, похоже, не смог выдумать отговорку. Даже возражать не стал – взял и ушел.
Мы смотрели, как Грэм, Ник и Жанин скрываются за углом.
– Ничего не поделаешь, – произнесла Цинка. – Она как-никак его мать, вот в чем беда. Как же нам поступить? У тебя в номере недоделанная масштабная работа. Нельзя ее просто бросить.
– Если вы сможете держать дорогу открытой, я пойду, – сказал я.
Я только об этом и мечтал. И глазам своим не поверил, когда Уилл и Цинка разом сурово помотали головами.
– Это твоя работа, Руперт, – сказала Цинка, а Уилл добавил:
– Руп, нельзя начинать работу снаружи, а потом идти внутрь. Неужели ты забыл? Стэн тебе объяснял. Это азы.
– Много магидов так пропало, – добавила Цинка.
– Роб говорит, он готов идти, – сказал Уилл. – Он все равно хотел вернуться с Ником. Я пытался объяснить ему, как это опасно, если конструкция уже начала действовать, но тут как раз удрали эти треклятые квачки.
– Конструкция и так уже изменилась! – рявкнул я и ринулся в номер.
Вот не было печали.
На многоугольном пятачке между моей кроватью и цепочками свечей примостился Роб, спустив две ноги с кровати и неловко опершись рукой за прикроватный столик. Другой рукой он показывал на дорогу:
– Я не сумел их перехватить! Не успел!
Я посмотрел, куда он показывает. И увидел, что между последней парой свечек, которую мы оставили гореть, с ковра на склон холма соскакивают две маленькие квачки. Признаюсь, первым делом у меня в голове мелькнуло: «Скатертью дорожка!» Зато вторая мысль была тревожная – как это повлияло на конструкцию? Уилл и Цинка протиснулись в номер за мной – и как раз увидели, как квачки семенят на темную вершину холма, переваливают за нее и исчезают.
– Караул, – выдохнул Уилл.
Цинка обшарила глазами темный пейзаж, раскинувшийся под неуклюжим углом к остальной комнате. Было видно, что моя работа произвела на нее сильное впечатление. Однако вслух она всего лишь сухо заметила:
– А мы и не думали, что наш мистер Уайт так постарается, верно? По-моему, бегать за ними и возвращать их сюда сейчас не стоит. Что ты собираешься предпринять, Руперт?
– Все равно продолжаем, – сказал я. – Там Мари, она ждет.
– Тогда, – выдавил Роб, – наверное, идти надо мне.
Уилл и Цинка протиснулись мимо мягкого кресла у входа в ванную. Я закрыл дверь в номер, и все мы посмотрели на Роба. Цинка глядела на него с откровенным женским восхищением. Еще бы. Даже больной и бледный, даже со взъерошенной тусклой шерстью, Роб представлял собою роскошное зрелище.
Сам он осторожно встал на все четыре копыта.
– Я перед Мари в долгу, – сказал он. – Одной ей не дойти. А вы показали мне… я вижу, что натворил бед, и должен все исправить, если смогу.
– Он учился на мага, – вставил Уилл.
– Ты же ранен! – возразил я. Кроме всего прочего, я хотел пойти сам.
– Ничего, – сказал Роб. Его прекрасные черты слегка исказились. – Пусть мне будет больно, и поделом, правда?
– Думаю, придется тебе его отправить, – решительно постановила Цинка. – Все сходится.
Больше я спорить не мог. Две свечи, мерцавшие на границе темного пейзажа, сгорали уже на треть. Мы и так потратили много времени впустую.
– Что он должен взять с собой? – спросил я Цинку.
– Воду – это несложно, – ответила она. – Вижу, тут у тебя четыре пустые бутылочки. А что касается козьей шерсти…
– У меня есть кашемировый свитер, – сказал я.
– Распускай, – велела Цинка.
– Что?! – опешил я.
– Общий тон строфы говорит, что нужны необработанные материалы, – объяснила Цинка. – Лучше, если будет клубок. Сам понимаешь.
Уилл появился на пороге ванной, держа в кулаке четыре бутылочки, и прыснул, увидев, какое у меня лицо.
– Не волнуйся! – Он полез в карман плаща, выудил оттуда большой ком пушистой белой козьей шерсти и спросил Цинку: – Годится?
– Идеально! – ответила та.
Остальные торопливые приготовления пришлось проделать при открытой двери и в основном в коридоре. Роб был гораздо габаритнее человека и не помещался в пространство перед началом дороги, если дверь была закрыта. Пришлось ему перепрыгнуть через первую пару свечей, поморщившись от толчка, выйти за дверь в коридор и там развернуться и ступить в номер передними ногами. Тогда Цинка дала ему свечу, а Уилл – поясную сумку, в которой звякали четыре бутылочки воды, хотя их обложили козьей шерстью.
– Ну, иди, – сказала Цинка, нежно застегнув ремень от сумки вокруг мускулистой талии Роба, а я нетерпеливо переминался рядом с зажигалкой и пакетами зерна и соли. – Давай. Пожалуйста, постарайся вернуться, Роб. Ты такой потрясающий – жаль было бы тебя потерять.
До этого Роб смотрел только вперед, очень решительно и напряженно, но при этих словах тряхнул роскошными черными волосами, склонился к Цинке и спросил:
– Вы правда так думаете?
И вид у него тут же стал влюбленный. У Цинки тоже.
Я чуть не во всеуслышание заскрежетал зубами, но сказать ничего не успел – послышался топот бегущих по ковру ног. Я развернулся. К нам подлетел Ник и был вынужден вцепиться в меня, чтобы остановиться.
– Ох, хорошо, – выдохнул он. – Роб тоже идет.
Мы вытаращились на него.
– Я думала, твоя мать… – начала было Цинка.
– Я сказал ей, что пойду спать, – ответил Ник. – Все равно ей больше ничего не было от меня нужно. Ладно, Роб. Пошли.
